Сказка
РАССУДИТЕЛЬНЫЙ КОЗЕЛ

Козла схватили, отпилили рога, кастрировали, наделили судейскими полномочиями и пустили в огород.
– Как это хорошо, – говорил козел, – что надо мной эту операцию проделали! Теперь ничто замутить мой разум не может, и буду я судить объективно, беспристрастно и хладнокровно!
И стал козел судить да рядить.
В первоначальную смутную пору закон не представлял собой обнадеживающей устойчивости. Патриархальный порядок был разрушен, а новый укладывался медленно, с неурядицами и беспокойствами. Когда объявили судебную реформу, молодой козел, опьяненный общим воодушевлением, говорил: «Значение нашего судейского сословия в будущем не подлежит никакому сомнению. Стоит обратить взоры на Запад, дабы убедиться, что население блаженствует и размножается только там, где существует независимое правосудие!» Но мало-помалу его природная натура брала верх, и в зрелых летах он уже окончательно отрезвился, заявляя во всеуслышание: «Западные образцы непригодны для нас. Не мечты и утопии должны руководить нашими действиями, а то реальное дело, к которому мы призваны!»
И если когда сбоку опять-таки выскакивал злополучный вопрос о том, куда же девать идею о независимости суда, то козел убедительно доказывал, что законы пишутся для подчиненных, а не для начальников. «Начальству виднее, каким боком закон повернуть, – рассуждал он, – ибо начальство о развитии и процветании всего нашего огорода неустанно печется! Сим отеческим заботам мы, козлы, способствовать должны, а не палки в колеса вставлять! В этом наш патриотический долг!»
Одним словом, был козел с принципами и так серьезно требовал проявления патриотизма у коллег, что многие, смущенные его благоразумным пафосом, призадумались, не слишком ли далеко они зашли в своем стремлении к абстрактной независимости. В конце концов, salus populi suprema lex, не так ли? Начальство, со своей стороны, его образ мыслей заметило и в надлежащей мере оценило. За благонадежность и усердие козла назначили суперарбитром, дали охранную грамоту и приличное содержание. Однако козел не только не возгордился, напротив, еще милостивее с коллегами обходиться стал. Почти с каждым здоровался, со всяким поступал по справедливости, всем воздавал по заслугам. Одних приблизил и наградил, других на цепь посадил, третьих в ступе истолок. В скором времени всех привел к одному знаменателю.
Однажды наскочила на огород из-за тридевять земель шайка зайцев-русаков. Нахальные интервенты в одночасье прогнали из капустника здешнюю банду зайцев-беляков, а в оправдание захвата представили по всей форме исполнительный лист, подписанный неким посторонним козлом. Местные зайцы были ошарашены вторжением, но дать самостоятельный отпор агрессорам не осмеливались. Думали-думали и выдвинули из своего косяка зайца-ходатая. И трех лет ему еще не было, а уж изведал он всякого: и покусан был, и подстрелен, весь покрыт рубцами и шрамами. Собравшись с духом, спросил бывалый косой рапортом у Волка: «Нельзя ли исстари заведенный порядок восстановить и от повреждений родной капустник уберечь?» Волк наложил на заячий рапорт ободряющую резолюцию: «Наш козел уже получил от меня необходимые указания».
На глазах у восхищенной публики козел разорвал чужой исполнительный лист, бросил клочки на землю, растоптал их и приказал судебным приставам очистить капустник от пришельцев. Убегая, зайцы-русаки возмущенно кричали, что подобные обеспечительные меры никаким законом не предусмотрены. Этот неприятельский выпад предоставил козлу возможность еще раз продемонстрировать свой блестящий юридический ум, чем он не преминул воспользоваться.
– Не следует превращать закон в культ, – изрек козел. – Наше общее законодательство таково, что, если бы буквально и строго исполнялись все законы, то все перепуталось бы. Большинство законопроектов исходит не из насущных потребностей жизни, а из желания их авторов сделать карьеру. Ergo, не законы, а суды должны управлять обществом. Право всецело находится в судейских руках – право творить добро и зло по целесообразности.
Любил козел свои здравые мысли и молодому поколению внушать. Встанет за кафедру, бородой затрясет, правое переднее копыто указующе подымет и час за часом мекает.
– Как вы скучно, профессор, из пустого в порожнее переливаете! Тоска берет! – зевнет иной студент, наслушавшись козлиных лекций.
– И всем скучно сначала, – с достоинством ответит козел. – По словам скучно, а по жизни – полезно. Вот как покрутишься на нашем скотном дворе, молодой человек, тогда и обо мне вспомнишь, скажешь: спасибо, что уму-разуму учил!
На своем высоком посту твердо держал козел весы правосудия. В хозяйственных спорах между конкурирующими ворами доискаться настоящего смысла весьма затруднительно. Тут все в один клубок завязано: и мошеннические схемы, и ложные свидетельства, и подложные бумаги. И на всем лежит густой слой всякого рода грязи, клеветы и гнусности. Но при всяком извороте козел свое мотивированное мнение умел высказать. Мнение резонное, практическое, именно как раз такое, что, по обстоятельствам, лучше не надо: «Обычно спорную сумму следует разделить между ворами пропорционально их весу в обществе, но при этом обязательно взыскать с них обоих по копейке госпошлины».
– В маленьком человеке воровство есть преступление, – говорил козел, – в среднестепенном воровство есть порок, а в облеченных властью деятелях, по современным воззрениям, воровство не что иное, как неизбежный признак экономического прогресса. Посему и карать за него надлежит условно, учитывая чины и заслуги обвиняемых.
В апелляционной инстанции козел паче всего на укреплении авторитета судейского корпуса настаивал: «Если судебное решение явно неверное – надо отменить, если явно правильное – надо утвердить. Если можно решить и так и эдак, то есть дело противоречивое, – все равно надо утвердить, поскольку местным судам виднее. Надо, чтобы поменьше было отмен, чтобы была стабильность судебных решений, чтобы и волки, и зайцы привыкли, что суды не ошибаются. И у суда должна быть своя политика!»
Между тем время настало лихое, алчное и жестокое. Свиньи людишек живьем ели и младенцами закусывали. Заметались людишки во тьме беззакония, кинулись гурьбой к козлу, взывая: помоги, рассуди! Выждал козел, когда все угомонились, и спокойно говорит: «Вот что я вам посоветую, граждане. Скажите свиньям так: господа свиньи! Ешьте нас поедом себе на здоровье, но только чтобы делалось это отныне… по закону! Если людишек беспорядочно кушать, то это же беспредел получается. А кабы все свиньи по очереди обращались: не угодно ли на сегодняшнюю трапезу столько-то десятков штук младенцев представить? – С удовольствием, господа свиньи! Эй, статистика, гони очередных! И пошло бы все по закону, как следует. Так ли я говорю?» Дрогнули тут сердца людишек, и сомнение на миг их взяло: «А почему ты, козел, полагаешь, что быть съеденным по закону лучше, нежели без закона?» На что козел ответил веско: «Разве мы не в правовом государстве? Разве мы экстремисты? Под сенью закона, всем известно – лучше!» И подивились людишки козлиной мудрости и пошли прочь.
Таким образом провел козел в огороде немалые годы. Дожил он до тех лет, когда козел уже «старым» называется. Начал на оба уха недослышать, а оба глаза слипаться стали. Отяжелел, изленился, от текущих дел все бочком да стороночкой норовил. Совещания не проводил, в округ не ездил, судебной практикой не интересовался. Хотя в дни выдачи казенного содержания несколько оживлялся, но в остальное время дремал.
И вдруг он исчез. Что тут случилось – волк ли его зарезал, медведь ли задрал, или сам он своей смертью умер – свидетелей этому делу не было. Скорее всего – сам умер, ибо какое удовольствие хищнику поедать старого, шелудивого козла, да к тому же еще и рассудительного?

Спиридон ТАТАРИНОВ.