Main » 2010»Сэтинньи»27 » Выступление Леонида Парфенова на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева
Выступление Леонида Парфенова на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева
17:55
Журналист Парфенов зачитал теленачальникам речь о цензуре на ТВ
"Высшая власть предстает дорогим покойником: о ней только хорошо или ничего... Репортажи подменяет протокольная съемка "встреча в Кремле", текст содержит "интонационную поддержку"
В «Останкино» 25 ноября состоялось вручение премии первой телевизионной премии имени Владислава Листьева, учрежденной Фондом «Академия российского телевидения» и «Первым каналом». Награда вручается за яркое воплощение на экране творческих принципов знаменитого тележурналиста. Победитель получает статуэтку, сделанную по задумке вдовы Листьева Альбины Назимовой, а также денежная премия в размере 1 млн рублей. [...]
Выступление лауреата премии оказалось настолько жестким, что его не решились ставить в эфир федеральные каналы, готовившие сюжеты о церемонии для новостных выпусков.
Даже организатор вручения — «Первый канал» — выпустил в эфир только самый безобидный фрагмент выступления Парфенова, в котором он рассказывает о вкладе Влада Листьева в развитие телевидения. […]
Похожим образом поступил и телеканал НТВ, который процитировал слова Парфенова о том, что при очевидных достижениях телешоу и сериалов становится обидно за тележурналистику, однако не упомянул о политизированности современного ТВ. […]
Телеканал «Россия» и вовсе не стал включать в сюжет фрагменты выступления Леонида Парфенова, и ограничился тем, что показал кадры с лауреатом, поднимающимся на сцену за наградой. […]
*** "Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника"
Выступление Леонида Парфенова на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева
[…] Я здесь вижу множество людей, которые из молодежной редакции, из которой, в общем, мы вышли все, упомянутые до сих пор мною. Кроме Владимира Владимировича, а так — и Костя, и Эдуард Михайлович, и Александр Сергеевич, предпоследний, но принявший на работу, так что первый начальник в госсекторе и потом последний начальник в госсекторе. [...]
И я хотел непременно сказать об очень важном уроке Влада. [...] Мы выходили мучительно из советской журналистики, твердо думая о том, какими мы не хотим быть, но не очень здорово понимали, как делать что-то по-другому. И Влад первый сделал очень важную вещь. По тем меркам "Взгляд", потом "Поле чудес", потом "Тема", потом "Час пик" — это какие-то немыслимые пируэты. Потому что "Взгляд", который был главной программой страны, из-за которой раскалывались мнения на Политбюро, — это было большое, серьезное гражданское служение. А вот "вращайте барабан" и "есть такая буква в этом слове" — это ширпотреб и вообще бог знает что, и как можно, это измена профессии — властитель дум, который будет какую-то викторину проводить. А потом делать первое ток-шоу (конечно, не без влияния Владимира Владимировича, у которого было нулевое ток-шоу, назовем так, я имею в виду телемосты с Донахью, но все-таки), и потом "Час пик" — формат, который, что называется, "герой дня". Ведь это же было по сезону — по полтора, и потом перескакивание во что-то новое, другое. Это было совершенно нерасчетливо. Ну кто так строит карьеру? Тут еще никакие лавры не скошены — и побежал на какую-то другую поляну. Для чего? Но он нам показывал всем — никогда не было вроде таких разговоров (а может, и были, но не помню), — о том, что нет никакого высокого и низкого телевидения, есть успех и неуспех, а высокий, низкий — такого не бывает. Ты делаешь дело, и его принимают, это нужно кому-то, это имеет резонанс — или идите смените профессию, сядьте у теплой батареи в НИИ и не морочьте голову.
Мне было предложено произнести минут на семь что-то на тему, которая мне представляется наиболее актуальной сегодня. Я волнуюсь и не буду пытаться произнести по памяти, я первый раз в студии почитаю вслух.
Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики. Зверское избиение корреспондента газеты "Коммерсантъ" вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем все другие покушения на жизнь и здоровье российских журналистов. В реакции федеральных телеканалов, правда, могла подозреваться заданность, ведь и тон немедленного отклика главы государства на случившееся отличался от сказанного первым лицом после убийства Анны Политковской.
И еще. До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать. Он в последнее время писал про радикальную оппозицию, протестные движения и уличных молодежных вожаков, а эти темы и герои немыслимы на ТВ. Маргинальная вроде среда начинает что-то менять в общественной ситуации, формирует новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег. Был один, Андрей Лошак, да и тот весь вышел. В интернет.
После подлинных и мнимых грехов 90-х в двухтысячные в два приема — сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне — произошло огосударствление федеральной телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроение, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар — чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова — и, конечно, самопиар власти.
Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании: попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой "Ладе Калине" позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроения на 2012 год и неосведомленность о неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: "Зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?" Это снова пример из "Коммерсанта". Порой возникает впечатление, что ведущая общественно-политическая газета страны (вестник отнюдь не программно оппозиционный) и федеральные телеканалы рассказывают о разных Россиях. А ведущую деловую газету, "Ведомости", спикер Грызлов фактически приравнял к пособникам террористов, в том числе и по своей привычке к контексту российских СМИ, телевидения прежде всего.
Рейтинг действующих президента и премьера оценивают примерно в 75 процентов. В федеральном телеэфире о них не слышно критических, скептических или иронических суждений, замалчивается до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником — о ней только хорошо или ничего. При том что у аудитории явно востребованы и другие мнения. Какой фурор вызвало почти единственное исключение — показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным.
Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР, когда репортажи подменяет протокольная съемка встречи в Кремле, текст содержит интонационную поддержку, когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости, повторение того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов — на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.
Проработав только в "Останкино" и для "Останкино" двадцать четыре года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, я сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хотя бы назвать вещи своими именами.
За тележурналистику вдвойне обидно при очевидных достижениях масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом. Убежден: это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: "Чего ящик включать, его не для меня делают".
Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: "Ну побили — подумаешь, мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор?", миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял, а за то, что это прочитали, услышали или увидели. Благодарю вас.
Арина Бородина рассказала в прямом эфире "Коммерсантъ FM" о происходящем на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева.
— [...] главное, я думаю, даже не только награда, которой заслуживает Леонид Парфенов и ее денежная составляющая в размере миллиона рублей, а в том, что после получения этой статуэтки, которую придумала вдова Влада Листьева Альбина Назимова, Леонид Парфенов произнес абсолютно именно гражданскую речь. Это просто гражданский подвиг по нынешним временам, потому, что в зале, где присутствуют руководители государственных телеканалов: Олег Добродеев, Константин Эрнст, главный редактор службы информации НТВ Татьяна Миткова и руководители всех остальных каналов, и руководители государственных структур, Леонид Парфенов назвал все вещи своими именами, говоря о цензуре на российском телевидении и о том, как в ней представлена власть. [...] Эта речь длилась 7 минут, Леонид Парфенов явно волновался, читал ее по бумажке, но еще бы — такая публика в зале! Но надо сказать, что сидящие в зале за столиками сумели как-то сохранить лица и даже аплодировали этой речи. Я могу свидетельствовать, что руководители государственных каналов тоже аплодировали Леониду Парфенову, когда он произносил с трибуны свою речь. Это действительно шок для многих собравшихся, и никто не ожидал, что ответная речь Парфенова будет такой точной, смелой и абсолютно гражданской.
— Арина, а Вы не думаете, что наоборот ожидали, что речь будет именно такой, и поэтому может быть не было телевизионной трансляции, а только в интернете?
— Я думаю, что это очень усложнило бы телевизионную телепрограмму, но у нас уже давно ничего не показывают в прямом эфире. И даже в записи, я думаю, ее бы не не дали в эфир. Не думаю, что такую речь ожидали устроители премии. Я в этом глубоко убеждена! Леонид Парфенов не мог их предупредить, сказав: "Ребята, я напишу такую речь, я ее произнесу за 7 минут". Если бы об этой речи знали среди собравшихся и присутствующих на церемонии, они просто не пришли бы. Я еще замечу важную вещь: столько одновременно присутствующих начальников телевизионных, собственно персон нашего телевидения я не видела уже давно. На премии ТЭФИ никогда не присутствуют ни Олег Добродеев, ни Константин Эрнст.
— А то, что у Парфенова была уже заготовлена речь означает, что он знал о том, что его наградят?
— Разумеется, его предупредили, как победителя. Это же персональная премия. Победителем ее становится один человек. Это первый раз она вручается имени Влада Листьева. Парфенов, кстати, сам член жюри. В составе жюри в этой премии. Естественно, ему сказали. Он пришел с женой. Уговорил всех собравшихся. Это нормально. Тут очень камерно: в студии "Останкино" сидят только телевизионные люди. И в основном, это руководящий состав телевидения и медиа-индустрии. [...]
["Русская служба BBC", 26.10.2010, "Леонид Парфенов обрушился с критикой на российское ТВ": Речь Парфенова — не первое за последнее время выступление лауреата российской телевизионной премии, в котором подвергаются критике институты, эту премию учредившие. Так, в сентябре скандалом обернулось вручение премии Российской телеакадемии ТЭФИ. Впервые в истории премии обладатель спецприза — Олег Дорман, за документальный фильм "Подстрочник" — отказался от бронзовой статуэтки. Продюсер фильма от имени Дормана заявил на церемонии, что "среди членов Академии — […] люди, которые презирают публику и которые сделали телевидение главным фактором нравственной и общественной катастрофы, произошедшей за 10 последних лет". — Врезка К.ру]
*** Познер о теленачальниках, выполняющих указания власти: "они вынуждены это делать, потому что иначе они потеряют свою работу... Иначе они не будут генеральными директорами, а им хочется быть" Оригинал этого материала
В.Варфоломеев: Утренний «Разворот». Один из тех, кто вчера был в зале студии «Останкино» и слушал вживую речь Леонида Парфенова, это Владимир Познер. [...] Владимир Владимирович, а вас удивила вот эта его обличительная речь в отношении нынешнего телевидения?
В.Познер: Она же не в отношении телевидения. Ведь, если, вот, вы внимательно читали, она в отношении власти. [...] Потому что он и говорил, что, ведь, есть замечательные вещи на этом телевидении, но есть определенный сектор этого телевидения, который является, на самом деле, абсолютно не телевизионным, скажем даже так. Можно по-другому. Но это адресовано было и не Добродееву, и не Эрнсту. Потому что, в конце концов, эти люди выполняют определенные указания — мы это все... Ну, не знаю, все ли понимают, но, безусловно, многие это понимают. И это было адресовано не им. Им завтра скажи «Ребята, вперед, работайте так, как вы считаете нужным», я вас уверяю, что информационная часть телевидения изменится категорически.
В.Варфоломеев: Владимир Владимирович, простите, ради бога, но я не верю, что близкие родственники Добродеева, Эрнста и Кулистикова находятся в заложниках и они вынуждены так себя вести сейчас.
В.Познер: Ну, я не знаю, слово «заложники»...
В.Варфоломеев: Никто не захватывал их в заложники и никто не стоит рядом с ними с пистолетом в руках.
В.Познер: Нет. Ну, разумеется, нет. Они в заложниках... Почему родственники? Что вы имеете в виду?
В.Варфоломеев: Ну, знаете, почему иногда люди вынуждены делать то, что им очень не нравится? Они беспокоятся за своих родных.
В.Познер: И они вынуждены это делать, потому что иначе они потеряют свою работу. Вот и все. Иначе они не будут генеральными директорами, а им хочется быть. Ничего, конечно, с ними не случится такого страшного, нет. Но люди строят свою карьеру, работают и, в конце концов, любят эту работу. Чего тут говорить? Я их прекрасно понимаю. Чтобы сохранить свое место, да, надо выполнять — так или иначе во всем мире это так, но в одном случае это государство и власть, как, скажем, у нас в России, а в других это хозяин. Попробуйте у Мэрдока выйти с новостями, которые ему не нравятся. Я вам говорю по личному опыту, он звонит, говорит «Вы как смели?» так сказать. Но другое дело, что есть много разных телевизионных станций и много разных хозяев, и поэтому много разных мнений. А когда одно, так вот то и получается, то, что получается.
И.Воробьева: Владимир Владимирович, а, вот, после того, как Парфенов закончил свою речь, какова была реакция у тех, кто сидел в зале? Вы же, наверняка, общались там потом.
В.Познер: Нет, ну я не общался устно, потому что, я повторяю, я был ведущим и мне надо было... Леонид Геннадьевич поговорил, он закончил, он вышел в аудиторию, там налили всем шампанское, с ним чокались. И мне потом следовало выйти, начать нечто вроде ток-шоу, ну, так сказать, что, вот, Леонид Геннадьевич, у меня к вам вопрос. Он отвечает мне, а потом бы я стал ходить по этому залу, чрезвычайно тяжелому в этом смысле, и чтобы, мол, они тоже стали задавать вопросы или что-то комментировать. Значит, что я могу сказать? Никакой реакции вот в этом смысле на его речь не было. То есть никто ничего не сказал по поводу самой речи, хотя аплодировали довольно громко, когда он закончил. А, вот, в этой части так называемого ток-шоу вопросов по этому поводу не было и вообще вопросов не было.
В.Варфоломеев: Правильно ли я понимаю, что они постарались забыть?
В.Познер: Я не могу этого сказать. Ну, почему «постарались забыть»? Они просто... Может быть, все с ней абсолютно согласны и поэтому... Ну чего об этом говорить-то?
И.Воробьева: А вы согласны, Владимир Владимирович?
В.Познер: Абсолютно. Абсолютно. [...]
[evdovision, 25.11.2010, "Речь Парфенова на премии имени Листьева": Видели бы вы лица присутствовавших в зале и то, как они неврно начали потирать носы... Одни только очки Познера заговорщически поблескивали в тишине. Ну а потом, когда Леонид Геннадьевич закончил, все с облегчением вздохнули и перешли к легким закускам. "За свободу прессы!" "За свободу прессы!" Чин-чин! — Врезка К.ру]
