Main » 2012»Тохсунньу»23 » Под искусственным светом искусственного мира в котором сила бессильна, нам заповеданы память, терпение, мужество и вера.
Под искусственным светом искусственного мира в котором сила бессильна, нам заповеданы память, терпение, мужество и вера.
11:23
ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД КЕТ-БУГИ. Сакральная миссия кочевой цивилизации"
«Orazqoja Qarsihali создал(а) документ: "Таласбек АСЕМКУЛОВ, Зира НАУРЗБАЕВА. ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД КЕТ-БУГИ. Сакральная миссия кочевой цивилизации" Судный день не наступит до тех пор, пока вы(мусульмане) не сразитесь с народом сузкоглазым, курносым, похожим на кожаный щит…лицом. И еще, Судный день не наступит,пока вы не сразитесь с народом,одевающим войлочные чулки и сапоги». Из хадисов "В мире… больше нет места для кочующих народов, к тому же их всеми средствами стараются привести к оседлой жизни,так что и в этом отношении момент, когда «колесо перестанет крутиться» не слишком далек… Таким образом, к концу циклаКаин поистине закончит убивать Авеля»Р. Генон «Царство количества и знаки времени» Сейчас многие авторы, как казахи, так и неказахи, рассуждают о национальной идентичности казахов, об их историческом пути, приведшем к современной ситуации этнической дезинтеграции и духовного кризиса. Авторы извне всячески регенерируют «черную легенду» о тюркско-монгольских кочевниках, легенду, с которой так страстно боролся Л. Н. Гумилев. Если москвич Гейдар Джемаль от имени исламского мира идентифицирует нас с библейскими и кораническими «гогами и магогами», то московские же влиятельные политологи и культурологи братья Шукуровы «сочувственно» констатируют: «Но, Бог не говорил с тюрками, тюркам так и не выпало обрести свою собственную национальную религию. Для тюрков, выдвинувших претензию на самобытность своего духовного бытия лишь в ХХ в., - причем, в мире давно выверенной и свершившейся иерархии цивилизационных систем, в мире, который явился продуктом многотысячелетнего накопления духовного опыта дюжиной народов-творцов, - только этничность могла явиться средоточием и главным основанием их новейшей культурной самоидентификации.»
Можно было бы досадливо махнуть рукой: «Сарты, что с них возьмешь». Можно было бы вспомнить одомашнивание лошади, изобретение сапог, штанов, седла, стремян, конской упряжи, древние памятники письменности, городскую цивилизацию на берегах Сыр-Дарьи, второго учителя человечества Абу Насыра Аль-Фараби и т. д. Можно было бы говорить об особых климатических условиях, о хрупком экологическом равновесии степи. Можно было бы припомнить многочисленные подлости и предательства, совершенные некоторыми из «дюжины народов-творцов» «духовного опыта» по отношению к тюркам-кочевникам. Но все это будет выглядеть лишь как жалкая попытка оправдаться перед неумолимым судом «народов-творцов». Попытка, заранее обреченная на провал. Если бы дело было в истине, то после Гумилева отношение к кочевникам кардинально изменилось бы, хотя бы в русскоязычном научном мире. Но дело здесь не в истине, а в укоренившемся в мировом восприятии предрассудке. Этот предрассудок о кочевниках Ахас Тажутов называет «классической точкой зрения», которую невозможно оспаривать и которая «обладая силой почти что закона природы, оказала и продолжает оказывать колоссальное депрессивное воздействие на национальное состояние казахов, побуждая их все решительней открещиваться от своего прошлого». («Мегаполис», 21 февраля 2002 г.) Со свойственной ему аналитичностью, Ахас Тажутов указал на корень проблемы и четко обрисовал правила игры, по которым мировое общественное мнение играет в «кошки-мышки» с национальным самосознанием наследников кочевой цивилизации Великой Степи. Кратко их можно сформулировать так: «Ваши города и ваши ученые – на самом деле не ваши. Находясь на вашей земле, они фактически принадлежат мусульманско-иранской цивилизации. Аттила и Чингис-хан – не ваши, гордиться ими как предками вам не позволяется, но вы, ваши предки были в составе их орд, а значит вы в ответе за разрушения и жертвы». Депрессивное воздействие, о котором говорит А. Тажутов, давит именно на сознание казахов, другие народы устроились куда как комфортнее. Уйгуры, например, гордятся Уйгурским каганатом и другими великими деяниями народа, к которому прямого отношения не имеют. От негативного эффекта они защищаются своим индоевропейским происхождением. Приблизительно та же картина складывается и с другими народами региона. Казахам же привился комплекс вины, и даже без права гордиться своим «великим и ужасным» прошлым. В этой ситуации размытой самоидентичности в какой-то мере «виноваты» и сами казахи. Образование нации может идти в основном двумя путями: через ассимиляцию сильным племенем слабых (так что естественным образом мифология и идеология основного субэтноса становятся общенациональными) и через консолидацию, союзы сохраняющих собственную идентичность племен. Союзы эти время от времени распадаются и вновь объединяются в различных вариациях, так что стабильной единой мифологии и истории не формируется. Казахи воспринимали мир на уровне рода-племени, а в широком душевном порыве склонны и по сей день мыслить масштабно, искать «братьев» – братьев по крови, по языку, по религии, как-то незаметно проскакивая уровень общенациональных интересов, олицетворявшихся ранее ханской ставкой. Эта склонность казахов, забывая исторические потери и обиды, мыслить в масштабах кочевой цивилизации, общетюркского единства, исламской ойкумены создавала и создает для нации массу проблем, в т.ч. и в области национальной самоидентичности. В мире, поделенном на всех уровнях государствами-этносами, подобная склонность ставит нас в двусмысленное, нелепое положение. Вместе с м эта характерная открытость казахов говорит нечто о казахской душе, о ее глубинных архетипических пластах, в особенности в сравнении с гораздо более прагматичным, эгоистически настороженным отношением к казахам со стороны наших «братьев».
В развернувшейся в последнее время дискуссии о Чингис-хане, потомки которого положили начало самостоятельной казахской государственности, нам, казахам, был предложен выход из патовой ситуации, в которой оказалась не сформировавшая к началу ХХI века четкой самоидентичности нация: откреститься от «Потрясателя вселенной» в пользу либерально-демократических ценностей, представленных в западном и мусульманском варианте. Двойные стандарты западной либерально-демократической системы известны. О претензиях мусульманской цивилизации мы будем говорить специально несколько позже. Сейчас хотелось бы обсудить внутринациональные и региональные геополитические последствия такого «изящного» решения проблемы. К многочисленным делениям казахов по существу вводится еще одно: европеоидные паиньки-тюрки, до нашествия Чингис-хана успешно приобщавшиеся к прогрессу и оседлой жизни, к исламской цивилизации, и дикари-монголоиды, сбившие с прямого пути европеоидов, заведшие их в тупик кочевничества. Эта несколько утрированная нами схема могла бы представлять оправдательную апелляцию казахов к мировому общественному мнению, если бы не три маленьких «но». Во-первых, добрая половина казахов является монголоидными потомками тех самых дикарей. Во-вторых, в самых «чистых» тюрках сидел, видимо, «ген кочевничества», если после нашествия Чингис-хана они еще 7 веков «бродяжничали» во главе со своими ханами, в то время как все «нормальные» народы быстренько заставили осесть своих завоевателей, а потом избавились от их власти. И в-третьих, когда братский Узбекистан – «законный» наследник древней цивилизации Хорезма, в качестве своего национального героя поднимает эмира Тимура, разгромившего Алтын Орду, как будем выглядеть мы, если половину своих предков объявим дикарями и завоевателями, а в качестве единого национального героя вознесем их побежденного противника Каирхана, вассала Хорезм-шаха. Следующим логическим шагом было бы осуждение ханов Жанибека и Керея, проявивших сепаратизм по отношению к шейбаниду Абулхаиру, отложившихся вместе с кочевыми племенами от Узбекистана – Синей Орды. Затем осудим их потомка хана Тогыма, вместе со всем казахским войском, 9 сыновьями и 37 султанами-чингизидами павшим в неравной битве с узбекско-могольским войском при Сан-Таше. Набросим на шею пояса и пойдем просить прощения у Ислама-аки, нижайше умоляя простить и вернуть нас в лоно цивилизации. Было бы прекрасно следовать ценностям либерализма и демократии, провозглашенным мировым сообществом, но в современном мире главенствуют все-таки государственные и национальные интересы, ими на деле руководствуются все страны. Так должны действовать и мы, при обсуждении исторических проблем учитывая их идеологические и геополитические аспекты. Отырар не может быть нашим Бородином. С формальной точки зрения – это столкновение двух государств, непосредственного отношения к нашей государственности не имеющих. Причем, даже по нормам современного международного права виновником конфликта является Хорезм, совершивший немотивированное нападение на монголов при Ыргызе в 1216 г. (и потерпевший поражение, несмотря на многократное превосходство в силе), вырезавший монгольское посольство в Отыраре, а затем и убивший специального посланника Чингис-хана, имевшего задание разрешить ситуацию мирным путем. Разговоры о шпионаже посольства ни к чему не ведут, дипломатия во всем мире была, есть и будет прикрытием разведывательной деятельности. Русские уже признали, что монголы разрушали города, виновные в убийстве послов, т. е. в предательстве – «злые города», как они их называли.
Если же рассматривать этническую составляющую конфликта: с той и с другой стороны проявляя чудеса героизма бились наши предки. Такое часто бывает в истории. Наши предки в соответствии со степной этикой умели уважать сильного противника. Западный мир постепенно прогрессировал в этом направлении. В столице монархической Англии на одной площади находятся два памятника: королю Карлу I и казнившему его Оливеру Кромвелю. Каждый англичанин вправе лично для себя решать вопрос о правоте и вине того и другого, но англичане умеют уважать свое прошлое, никто не пытается низвергнуть память о людях, оказавших огромное влияние на историю. Лишь мы почему-то постоянно должны выбирать: Чингис-хан или Каирхан, Бейбарс или Кетбуга, Абулхаир-хан или султан Барак, Жангир-хан или Махамбет. Все это сильные личности, в сложной ситуации по-разному представлявшие свои и национальные интересы. И если уж мы забыли степную этику, давайте учиться у цивилизованного мира уважать свою историю и ее действующих лиц.
Это программа-минимум, а программа-максимум состоит в том, чтобы осмысливать национальную историю не фрагментно, а концептуально, учитывая не только явный, но и скрытый от поверхностного взгляда смысл событий. Более того, казахам давно уже пора иметь собственную философию истории как основу для осмысления прошлого и настоящего нации, для определения своих ориентиров будущего, для формирования национальной идеологии. Данная статья представляет собой попытки сделать наброски к такой метаистории, отталкиваясь от полемики о Чингис-хане. Полемика эта не совсем надуманная, ведь за ней стоит все тот же вопрос о самоидентификации казахов. Мы постараемся играть без форы, по навязанным нам мировым мнением правилам, выявляя скрытые в тени аспекты «черной легенды» о наших предках.
«История начинается в Шумере»
- так, кажется, называется нашумевший некогда исторический бестселлер С. Крамера. Эту формулировку подтверждает и анализ Муратом Ауэзовым шумерского эпоса о Гильгамеше и его друге степняке Энкиду, и «АзиЯ» Олжаса. Но А. Дугин вслед за немецким исследователем Г. Виртом отодвигает начало этой истории еще дальше, вглубь веков, к началу времен, к гиперборейцам. По его мнению, потомки гиперборейцев двигались со своей священной прародины в Арктике двумя потоками: с северо-запада Евразийского континента к юго-востоку шла колонизация атлантов, а с северо-востока через Сибирь, где находится неолитический сакральный центр Турана, в Переднюю Азию, вплоть до Балкан и Анатолии пролегали пути миграции тюркско-шумерских народов. «Тюркско-монгольские народы исторически тяготели к повторению (с перерывами в несколько столетий и даже тысячелетий) пути древнейшей миграции» (Здесь и далее при изложении тюркско-шумерского вопроса цитируется А. Дугин, обобщающий исследования европейских традиционалистов. Таким образом, надеемся избегнуть упреков в пристрастности и необъективности в изложении данной проблематики). Если атлантическая волна учреждает после себя нечто устойчивое в культурном смысле, нечто яркое и выделяющееся, пропитанное западно-центристским высокомерием и рациональностью, то тюркско-шумерское наследие, хотя и не менее воинственное, в сущности скромно, интериорно, легко, немногословно и вообще склонно к культурному минимализму, к схватыванию обнаженного бытия – бытия степи с высоким и круглым небом молчаливой Евразии. Поэтому атлантизм говорит о себе сам..., а о туранизме, о евразийстве мы должны догадываться, должны взыскать его как забытый исток континентальной миссии. Шведский мистик Сведенборг говорил по этому поводу: «Теперь у мудрецов Татарии нам надо искать таинственное забытое всеми Слово». Кочевые «варвары» «отнюдь не были примитивными и бессмысленными дикарями… Они были носителями особых сакральных форм – сжатых и лаконичных… «Варвары» несли с собой лишь отдельные аспекты древней сибирской сакральности, а Святая Святых продолжала оставаться скрытой от всех… Сибирь жила «некультурной», но истинно духовной жизнью, пульсируя и пробуждая глобальные импульсы свежести и чистоты, пробуждающие западные цивилизации Евразии к динамике священной истории». Атлантические европоцентристские теории «имеют слабое место – это так называемая тайна происхождения шумеров. Дело в том, что наиболее древние пласты шумерской культуры имеют неатлантический, предатлантический характер, тем не менее свидетельствующий о высоком интеллектуальном и духовном развитии. Причем этот шумерский тип культуры чрезвычайно близок неолитическим памятникам Южной Руси и Южной Сибири. Ко всему этому следует добавить поразительное сходство расшифрованного шумерского языка с тюркской группой". Г. Вирт в эскимосской мифологии нашел представление о «людях Солнца», «людях Танара» – древней исчезнувшей касте. Эскимосское «Танар» – шумерское «Дингир», тюркское «Тенгри» – это фонетические варианты древнего имени Бога, известного также и на островах Тихого океана. Вплоть до конца ХХ века хранители казахской традиции сохраняли знание об ушедшей на дно океана могущественной и богатой цивилизации древности – Атлантиде. Не употребляя этого названия, именно в таком ключе они толковали, например, некторые эпизоды «1000 и 1 ночи». Кроме того, Гажам – регион Ирана и Ирака в сознании казахов был землей, где процветала древняя черная магия
Волны носителей тюркской традиции спускались к югу по диагонали, чтобы потом двигаться по дуге, связывающей иранский город Келат и египетские пирамиды. Если учесть, что Египет является наследником тайных знаний Атлантиды, и что кочевники, не только тюркские, на протяжении тысячелетий регулярно нападали на Египет, совершенно иной, неслучайный характер приобретает последний поход Кет-Буги, из Ирана двигавшегося на Запад, чтобы сразиться в Палестине с египетскими мамлюками. Каин и Авель Иран и Туран – вечное противостояние, имеющее отнюдь не расовый характер. «В евразийской доктрине есть еще один важный пункт: противопоставление Турана – Ирану, северного степного кочевничества – южной равнинной оседлости, динамизма – статике, духа – культуре» (А. Дугин). В полном соответствии с дугинской концепцией двух Иранов – черного и белого, в тюркском сознании существует двойственный образ Ирана: негативный – как страны чернокнижников, страны оседлых торгашей и предателей, и позитивный – осознается глубинное единство традиций – религиозной и музыкальной, восхищение культурой Ирана, а позднее – революцией Хомейни. С обратной стороны присутствует образ кочевника – разрушителя, дикаря, сколько-нибудь приемлемого только после цивилизационной обработки, иранизации. Абсолютное превосходство европейской цивилизации, сужение ареала, деградация и фактическое поражение конно-кочевой цивилизации в последние несколько веков однозначно решили вековое противостояние в пользу Ирана, оседлой культуры с индоевропейскими корнями. За этим бесспорным фактом всемирной истории забывается метафизическая подоплека этого, казалось бы чисто исторического события. Рене Генон противоположность оседлого земледелия и кочевого скотоводства рассматривает как одну из основополагающих космических двойственностей, подобных двойственности сущности и субстанции, времени и пространства, Неба и Земли, движения и статики, растворения и сгущения. Чтобы мир существовал, эти космические противоположности должны существовать в гармонии, в равновесии, в обмене на духовном и телесном уровне. К концу космического цикла идет «отвердение» мира, «как следствие движения, нисходящего к количеству и «материальности», оно, очевидно, имеет неблагоприятное и даже зловещее значение, противоположное духовности». «Оседлые народы мало-помалу поглощают кочевые; в этом социальный и исторический смысл убийства Авеля Каином».
Как известно из Ветхого завета, Каин – старший брат, земледелец и строитель городов, представляющих наиболее глубокое выражение тенденции к «фиксации» на земле, к отвердению. Авель – младший брат, скотовод. Нелишне будет напомнить, что скотоводство и тем более кочевое скотоводство возникает позже земледелия, как более эффективный способ производства. В комментариях к библейской истории говорится, что Каин принес Богу в жертву малоценные продукты с высокомерием, а Авель заклал своего любимого агнца с покорностью. Этот мотив разного отношения к Творцу важен в контексте нашего исследования. В Библии одежда из шерсти или бараньей шкуры – атрибут праведника и пророка. У арабов еще в доисламские времена шерстяная одежда была метафорой святости. Непосредственное значение слова «суфи» – шерсть, тот, кто носит шерстяную одежду. В хадисах подчеркивается войлочная одежда тюрко-монголов. В свете вышесказанного, это нечто большее, чем просто этнографическое указание. На некоторых средневековых иллюстрациях дым от принятого жертвоприношения Авеля поднимается вертикально, к небу, а дым от огня Каина стелется по земле. В статье о трайбализме уже говорилось о символизме вертикального состояния, посредничества между небом и землей тюркских кочевников как воинской, кшатрийской касты Евразии.
Воспитанным на евроцентристской версии людям убийство Авеля Каином кажется не соответствующим реальной истории, в которой раз за разом дикие орды кочевников грабили и убивали мирных селян и горожан. Но, во-первых, в тех же комментариях к Ветхому завету говорится, что Авель был сильнее старшего брата и победил его в возникшем между ними конфликте, Каин умолял о пощаде, а когда Авель отпустил его, Каин убил младшего брата. Обратимся к истории: Л. Н. Гумилев показал, что кочевые тюрки хотели осуществлять эквивалентный обмен с китайскими земледельцами и ремесленниками. Но Китайской империи это казалось вопиющей наглостью, даже в ущерб собственному населению она препятствовала этому обмену, устраивала на кочевников облаву, как на диких животных. Регулярные армии сменяли друг друга в этой облаве на кочевые племена, продолжавшиеся десятилетиями и сформировавшей на генетическом уровне антикитайские настроения. В Синей Орде Шейбанидов равновесие постоянно нарушалось в пользу оседлого населения против кочевников, что и вызывало отделение казахов. Геноцид 1931-33 г. г. – один из самых масштабных эпизодов этой всемирной трагедии. Разумеется, кочевники не были беззащитными агнцами. Авель был сильнее Каина: но на протяжении тысячелетий абсолютного военного превосходства кочевников сдерживала вера в Единого Бога – Творца мира и всех народов. Тенгри создал народы, имея для каждого определенную цель, думали наши предки, и поэтому не устраивали геноцида. Они не уничтожили ни одного народа, так же как не уничтожали миллионные стада сайгаков, представлявших с рациональной точки зрения конкурентов стадам овец. Тысячи лет назад кочевники сознавали то, что Вл. Соловьев сформулировал в XIX веке: «Национальная идея – это не то, что народ думает о себе, а то, что Бог думает об этом народе». Миссия тюркско-монгольских кочевников Так что же такое Бог «думал» о кочевниках, в чем особенность кочевого духа, какова миссия тюркско-монгольских народов в этом мире. Ведь не только такой посвященный как Р. Генон, но и сам пророк Мухаммед придавали эсхатологическое значение роли кочевников. Есть ряд хадисов, однозначно предупреждающих мусульман не нападать первыми на тюрков, объявляющих столкновение мусульман с тюркско-монгольскими кочевниками необходимым условием Конца Света. Пророк предсказал историю военных столкновений арабов, мусульман вообще с тюркско-монгольскими племенами, поражение мусульман и т. д. (См.: М. Булутай. Ата-баба дiнi? Туркiлер неге мусылман болды? С. 190-193). Махмуд Кашгари приводит еще один хадис, согласно которому Аллах говорит пророку: «На востоке у меня есть войска, называемые тюрками. На кого я разгневаюсь, на того отправляю тюрков» (там же с. 261). Хадис этот представляется апокрифичным, ведь Божественные Слова должны были бы войти в Коран, а не в хадисы, по жанру представляющие запись личных высказываний Пророка. Но даже в этом случае он ценен тем, что ясно показывает представление средних веков о тюрках. Представление, нашедшее отражение не только в фольклоре, но и косвенным образом в исследованиях европейских ученых. Это представление строится на двух основополагающих фактах. Во-первых, высокое воинское искусство и воинский дух тюркско-монгольских племен, раз за разом покорявших континент. Во-вторых, тюркско-монгольские кочевые народы сохранили изначально присущий всему человечеству монотеизм, утраченный в ходе истории другими народами. Этого мнения придерживается ряд европейских и турецких ученых, процитированных М. Булутаем. Этого же мнения придерживался и выдающийся историк религии М. Элиаде, который писал, что изначальную веру в Единого Творца дольше всего сохраняли кочевые скотоводы, и если семиты эту веру, в конце концов, утратили, так что понадобились откровения пророков, чтобы вернуть семитские племен в лоно монотеизма, то тюрко-монголы донесли эту веру до исторических времен. Разумеется, этот изначальный монотеизм со временем обрастал предрассудками и суевериями, появился целый сонм второстепенных божеств, но всегда сохранялось представление о том, что эти божества – лишь ипостаси, формы проявления единого Тенгри.
В статье «Трайбализм, государственная идеология и будущее нации» показывается, что тюркско-монгольские кочевники в целом являются кшатриями, воинами Евразии, что их мировоззрение, искусство, этика, жизненный уклад сформированы воинским архетипом Чести, Долга, Преданности. На эту особенность кочевников, делавшую их непонятными для современных им оседлых народов Востока и Запада, обращал внимание Л. Н. Гумилев. Суть, смысл жизни кшатрия, его Пути в служении господину. Вопреки общечеловеческой тенденции тюрко-монголы сохранили веру в Единого Бога, и смысл своей жизни, свое предназначение они видели в служении высшему господину – Тенгри, в исполнении его Воли. Они осознавали себя орудием, оружием Бога. С традиционной точки зрения оружие воина значимее самого воина, его символизм выходит за пределы человеческой личности. Боевое оружие – это Божественный атрибут, видимый знак духовной одаренности, призвания, связующего человека с его Творцом. «Первым среди Божественных инструментов и орудий является молния, обозначающая Слово, или Первоначальный Разум, и символизируемая ритуальными скипетрами, например ваджрой в индуистской и буддистской иконографии», - пишет Т. Буркхардт. Сравните «найза» – копье главное боевое оружие казахов и «найзагай» – молния. Кстати, у казахов ритуально обязательным является наличие пяти видов боевого оружия, а в буддизме существует представление о том, что в предыдущем воплощении Будда Сакьямуни именовался «Принц 5 оружий». 5 видов оружия – это 5 пальцев руки. Руки, изображение которой всегда было символом Бога-Творца у кочевников. Оружие – это не собственность, пусть даже родовая, но именно призвание человека, от Бога наделенного особой природой – природой небесного, божественного волка (борiзат). Поэтому тесть Ер-Тостика отдает дочери в приданое родовое оружие и доспехи, тулпара – символ высшего разума, небесного огня, и лучшую верблюдицу – символ космоса, единства пространства-времени. Вражеский батыр Караман в погоне за казахским батыром сбрасывает оружие и доспехи, тем самым он утрачивает свое божественное призвание, свой высший смысл, становясь обреченным на поражение хаосом. Кочевники видели воинское искусство как инициационный Путь, служение. В казахском ритуале воинского посвящения, совершавшемся в отдаленных аулах еще в конце 50- начале 60-х г.г., кузнец-мастер инициации говорит посвящаемому мальчику: «Ты получил железное оружие и доспехи как дар от царя подземного мира Бапы-хана. Но пусть сердце твое и тело останутся человеческими. Будь воином, но не палачом».
Размеры статьи не позволяют провести здесь сравнительный анализ тюркской мифологии с «Махабхаратой» и др. индоевропейскими источниками. Отметим лишь поклонение сакских кочевников богу войны в образе огромного меча, нашедшее отражение в осетинском эпосе, где бог войны Батразд (ср. каз. батыр) изображается как раскаленный до красна меч. В казахском эпосе часто встречается метафора батыра с огненным кинжалом («берен»). В мифологии метафора – это не литературный прием, а отождествление вещей или явлений по их символическому смыслу. В казахских сказках душа-жизнь батыра часто находится не в его теле, а в его кинжале или ноже, точнее сказать, сам этот кинжал представляет душу батыра, так что когда он лишается этого кинжала вследствие предательства, то впадает в сон, подобный смерти. Примеры можно множить до бесконечности. Казахская традиционная литература, ее последние творцы – великие жырау ХХ века утверждали, что призвание человека, его природа, смысл его жизни – в любых обстоятельствах сохранять верность Всевышнему, стремиться к нему, быть его оружием, служить ему до последнего вздоха. Этот древний архетип с принятием ислама получил форму шахидизма – стремление пасть на поле битвы за веру и за родину. Не только сами кочевники, но и другие народы осознавали так миссию тюрков до тех пор, пока хоть в какой-то мере сохраняли себя открытыми сакральной истине, пока существовали традиционные цивилизации. Аттилу называли «Бичом божьим», призванным наказывать народы Европы, впавшие в грех. Тюрков называли «алмазной саблей ислама», и их выдающуюся роль в защите и утверждении ислама на протяжении многих веков показал М. Булутай. Эта миссия получила логической продолжение в функции «пасти народы». Поэтому в Европе и России практически вся актуальная аристократия имеет тюркское происхождение (А. Дугин), а на Востоке правящие династии многих стран вели свой род от кочевников, и именно при этих династиях восточные народы добивались культурного и экономического процветания.
«Черная легенда» о кочевниках
начинает формироваться и распространяться в Европе с того самого момента, когда Запад делает решающий шаг в сторону от традиционного пути, от сакрального порядка. В ХХ веке с кочевниками почти покончено, остались лишь экзотические островки, «этнопарки» гигантских размеров. Слово «орда», означающее кочевое государство-армию-народ стало синонимом дикости и варварства. Лингвисты и культурологи знают, что «орда» является фонетическим вариантом слова «орден», означавшего элитарную военную и духовную организацию, и происходит от общего для человечества корня, звучащего в санскрите как «рта» и означающего «порядок», «гармонию», «делание», «творение». От этого корня берет начало слово «ритуал» и целая масса других сакральных терминов. Ученые знают об этом, но произносить это вслух считается неприличным и ненужным. Еще сложился стереотип: кочевники – «трутни», «паразиты» человечества, не способные к производительному труду, а потому грабящие оседлые. На деле в большинстве случаев кочевники добивались эквивалентного, взаимовыгодного обмена, ведь земледельцы не менее нуждались в их товарах. Кем и как создавались подобные стереотипы, показал Л. Н. Гумилев. Почему они так привились в массовом сознании, понять также нетрудно. Если материальный производитель в традиционном обществе не способен понять высший смысл деятельности жреца или воина, тем не менее, воспитание побуждает его относиться уважительно к этой деятельности, предполагать ее значение для существования мира. Но что современный (в смысле полностью оторванный от традиции) обыватель может думать, например, об индийском аскете или мусульманском дервише? Скорее всего, он будет считать его, если не психически больным, то нищим бездельником. Что обыватель может думать о традиционном воине, к тому же другой расы? А если его мысли будут направлять те, кто низверг воина путем черного предательства? Кстати, русский культуролог Р. Багдасаров показывает, что средневековые разбойники – это как правило остатки военных орденов, разбитых врагом или запрещенных государством, бывшие воины, обладающие магическим искусством.
Историк Ю. Зуев показал, что в основе легенды об Алаша-хане – прародителе казахского народа лежит древний архетип: старший сын царя, рожденный от царицы, остается наследником престола, а его младшие братья от младших жен и невольниц из разных народов образуют дружину (сотню или сорок), которая выдвигается от основного поселения как пограничная застава или авангард войска, а затем в результате несправедливых преследований отделяется, становится ядром нового этнополитического объединения, союза племен. В истории Центральной Азии Каин и Авель, старший и младший братья не раз жили в одном государстве, но государь склонялся в сторону оседлого населения, государственное равновесие нарушалось, вследствие чего кочевники отделялись. Наверное, архетипическая память сформировала принцип «минората» у кочевников, когда старшие братья выделяются из отцовской семьи, а младший брат остается хозяином главного дома – «кара шанырака», в отличие от свойственного большинству оседлых народов принципа первородства – «майората». В чем едины обвинители и защитники кочевничества, так это в том, что кочевой дух и городская культура как квинтэссенция тенденции оседлости, фиксации, «отвердения» несовместимы. Осевшие тюрко-монголы проявлялись как выдающиеся организаторы архитектурно-парковых ансамблей, но утрачивали дух кочевья. Городская культура по определению не может быть кочевой. Это выразил в «Яссе» Чингис-хан, в последний раз пробудивший тюрко-монгольские народы к осознанию и осуществлению их всемирной миссии, в короткий срок радикальным образом изменивший этнополитическую картину мира. Тысячелетиями сохранявшийся на бессознательном уровне архетип проявился, чтобы вести немногочисленное войско кочевников к победе над многократно превосходящими силами оседлых народов. По мнению Л. Гумилева, целью Чингис-хана было объединение кочевых племен, но, воссоздав кочевую империю, силою обстоятельств Чингис-хан был вынужден вступить в борьбу с Китаем и Хорезмом, ближайшими мощными оседлыми соседями, имевшими свои давние захватнические интересы на традиционной территории кочевников. Затем дело пошло по нарастающей линии, та же фатальная сила обстоятельств заставляла монголов идти дальше и дальше. К тому же уйгурские купцы-несториане, конкуренты мусульманских купцов, подталкивали Чингис-хана к войне с исламскими государствами. Траектория движения определялась каждый раз в соответствии с конкретной ситуацией. Так, буквально в последний момент было решено идти войной не на католическую Европу, а на исламский Восток.
Отметим еще раз, что для Л. Гумилева тайной подоплекой военной кампании против мусульманских стран была борьба купеческих капиталов за контроль над Шелковым Путем. Но его представление о случайности военного маршрута не может удовлетворить нас, если вспомнить, что монгольский путь в точности повторяет тысячелетние пути миграции кочевников. Возможно, на уровне сознания все действительно представлялось результатом массы случайных обстоятельств, а вела наследников «Потрясателя Вселенной» неосознаваемая ими генетическая память или Воля Неба. А может быть, эта Воля осознавалась ими? Ведь монгольское кредо Мункэ-хан выразил так: «Мы, монголы, верим в Единого Бога, который на небе, волю его мы узнаем через прорицателей». Монголы четко различали сотворенное физическое небо и Творца, «Вечное небо», которое, по словам Чингис-хана помогало ему, которое «открыло нам двери и путь». Осуществляя небесную волю, Чингис-хан поручил своим наследникам взять контроль над Шелковым Путем, от моря и до моря, от Тихого океана до Атлантического. Задача эта включала не только военное покорение народов, но и сакральную миссию, суть которой наиболее прозрачно высвечивается в обстоятельствах последнего похода нойона Кет-Буги. Последний поход Кет-Буги: внешние обстоятельства
«Желтый крестовый поход» полководца Кет-Буги воспроизведен Л. Н. Гумилевым, и описание это растиражировано казахскими писателями. Итак, в 1253 г. монгольский курултай поручает чингизиду Хулагу освободить священную землю Иерусалима от мусульман. Это намерение кажется несколько странным если учесть, что в Европе под Легницей в 1241 г. монголы разгромили объединенные войско крестоносцев. Поход возглавляет ревностный несторианин Кет-Буга-нойон. Тщательно подготовленный поход начинается весьма успешно, Багдад и большая часть Месопотамии оказались в руках монголов и их союзников-армян. К 1259 г. последним прибежищем мусульман был Египет, которым с 1250 правили кипчакские мамлюки, в Египет попавшие в качестве государственных рабов, употребляемых на военной службе, и захватившие со временем власть в стране. В надвигающейся схватке двух армий, составленных из воинственных степняков, мамлюки имели численное превосходство из-за спешного отбытия основного монгольского войска вместе с царевичем Хулагу в Монголию, а также позиционное преимущество: богатый Египет как база наступления был ближе, чем разоренный войной Ирак. На правом фланге наступавшей монгольской армии находилось Иерусалимское королевство, уже потерявшее святой город, но удерживавшее всю прибрежную полосу с сильными крепостями. Фактическая власть в королевстве принадлежала рыцарским орденам тамплиеров и иоаннитов. Союзники монгольских христиан, крестоносцы встретили мамлюков как своих желанных гостей, предоставили им возможность отдохнуть под стенами города, обеспечили продуктами, фуражом для лошадей. Они даже заключили с мамлюками выгодную торговую сделку: мамлюки обязались дешево продать рыцарям лошадей, которых они захватят у монголов. 3 сентября 1260 года в местечке Айн-Джалуд в Палестине отдохнувшие, численно превосходящие мамлюки разбили утомленное форсированным маршем 20-тысяное войско Кет-Буги. Сам полководец был взят в плен и казнен прямо на поле битвы. Затем в течение 30 лет мамлюки очистили Ближний Восток от монголов, а затем и от европейских крестоносцев. В результате своего предательства единоверцев-монголов, крестоносцы были вынуждены покинуть Ближний Восток и отправиться во Францию, где они сами стали жертвой предательства французского короля и римского папы. С 1307 по 1313 г. длился жуткий процесс инквизиции над тамплиерами, обвиненными в поклонении Бафомету, в надругательстве над крестом и другими религиозными святынями, в гомосексуальных извращениях и во множестве других грехов, в которых виновными они себя признавать не хотели. «Но вспоминали ли они в промежутках между пытками, прикованные к стенам французских застенков, что именно благодаря их ордену, деяниям их предшественников было уничтожено христианское население Сирии, убиты врагами пришедшие к ним на помощь союзники и благодаря этому всему навсегда потеряна цель крестовых походов – Святая земля», - восклицает Л. Гумилев.
http://gamesmini.net/2012/10/22/dragon-keeper/ - sonic games for children http://gamesmini.net/2012/10/21/wild-west-story-the-beginnings/ - kids painting games http://gamesmini.net/2012/11/05/jodie-drake-and-the-world-in-peril/ - super mario world game http://gamesmini.net/2012/11/04/empress-of-the-deep-the-darkest-secret/ - play 4 free games http://gamesmini.net/2012/11/08/escape-the-museum-2/ - play free online kids games
