20 декабря 2012 года 18:23 | Алексей Полубота, Андрей ИвановСП
Доклад о безответной любви к Родине
Пресс-конференция президента показала, что рост экономики может сопровождаться падением доверия к власти
Первая пресс-конференция Владимира Путина после его возвращения на пост президента запомнится не столько его ответами, сколько вопросами журналистов
. Президент отвечал в своей обычной манере. Приводил цифры, которые должны убеждать в благополучии экономической ситуации в России, заявил о том, что, оглядываясь на годы, проведенные во власти, не видит своих крупных ошибок. Несколько раз заявлял журналистам, что никак не влияет на судебную систему страны. Обтекаемо отвечал на острые вопросы о том, как, например, назначенному им экс-министру обороны Сердюкову удавалось столько лет разваливать армию и пилить бюджетные деньги. Правда, непривычная острота поставленных вопросов заставляла президента нервничать, теряя привычную величественность. Потому и прозвучало в ответ на путинское фривольное «спасибо, Маша» крылатое «спасибо, Вова» дальневосточной журналистки Марии Соловьенко.
Можно ли сказать, что на пресс-конференции мы услышали нечто принципиально отличающееся от того, что говорил Владимир Путин 4 и 8 лет назад?
- Я думаю, что принципиально новое было сказано. – Говорит заместитель генерального директора Центра политических технологий Алексей Макаркин. - Но сказано представителями СМИ. Именно их вопросы оказались принципиально иными, чем прежде. Ответы Путина были выдержаны, в общем и целом, в традиционном стиле. Но при этом целый ряд журналистов задавали вопросы, которые Путину явно не понравились. Это противоречит сложившимся ранее правилам игры: на пресс-конференциях нельзя раздражать президента. Сегодня же чувствовалось, что Путину некомфортно. Это главное ощущение от этого события.
«СП»: - Мария Соловьенко, которая, видимо, завтра проснется знаменитой, сказала, что раньше ее не пускали на такие встречи с главой государства. А вот теперь у нее появилась возможность задать свой неудобный вопрос. Не свидетельствует ли это, на ваш взгляд, что журналистам просто разрешили «спрашивать смелее»?
- Я не верю, что это полностью санкционированная смелость. Может быть, какое-то оживление и было запрограммировано, но не до такой степени. За образом Путина до сих пор следили очень внимательно. Он должен содержать в себе сакральные элементы. А вот данная пресс-конференция нанесла по сакральности чувствительный удар.
«СП»: - Поведение журналистов говорит о том, что и дальше будут происходить какие-то изменения в нашем обществе?
- Наверное, это своего рода индикатор. Происходит снижение степени сакральности власти. Часть общества почувствовала, что можно говорить смелее. Я думаю, что дальше будет больше. Проблемы, которые вызвали недовольство в обществе, никуда не уйдут. Сейчас СМИ подсознательно подводят определенные итоги: что сделано, собственно говоря, за путинский период. Для части общества еще убедительно звучат аргументы о том, что в девяностые годы страну чуть не развалили, экономику погубили, и что же можно было сделать за такой короткий срок. Но в данном случае многие представители СМИ думают иначе: прошло, собственно говоря, 12 лет. И каковы результаты? С точки зрения значительной части общества результаты оказываются далеко не такими радужными, как нас уверяют. И еще примечательный момент: раньше у многих была какая-то подсознательная убежденность, что нынешний режим бесконечен. Одни трактовали это положительно, мол, хорошо, пусть так и дальше будет. Другие относились негативно, но им казалось, что ничего не изменишь. Но вот сейчас, после протестных акций, усилились ощущения, что после путинского режима будет что-то еще. На Путине наша история не закончится. Это, наверно, подстегивает неудобные вопросы журналистов.
«СП»: - Из ответа Путина на вопрос об изменении национально-территориального деления страны (СП неоднократно освещала эту тему) создается ощущение, что он не прочь произвести здесь некую реформу и даже вернуться к принципам территориального устройства, существовавшим в Российской империи…
- Путин крайне осторожен в этом вопросе. Он сам желал бы «оптимизировать» территориальное деление России. С другой стороны есть понимание, что стоит эту сферу тронуть, и последствия будут непредсказуемыми. Даже укрупнение регионов происходило гладко только в слабых национальных округах, которые были частью матрешечных субъектов федерации. К тому же, характерно, что на слияние шли те субъекты, которые не имели собственных крупных месторождений углеводородов. Тюменскую область так и не удалось объединить с Ямалом и Ханты-Мансийским округом. Сегодня вообще для власти ситуация с принятием новых законов довольно сложная. Думаю, когда вносили в Госдуму скандальный закон о запрете усыновления российских детей американцами, не ожидали такой реакции. Надеялись, что он пройдет «на ура»: оппозиция, как всегда, поругается, да и умолкнет. А вместо этого мы наблюдаем серьезный раскол элит. Он нашел свое отражение в том числе и в тех вопросах, которые мы слышали на пресс-конференции. Думаю, в отношении территориального деления страны возобладает точка зрения, что лучше эту тему не трогать.
- Общее впечатление, что пресс-конференция идет гораздо бодрее, чем скучное послание президента Федеральному собранию, - говорит политолог Павел Святенков. – Путин находится в достаточно бодрой политической форме. Обратило на себя его заявление о том, что Кудрин остается в команде, о том, что укрупнение регионов надо проводить осторожно, не задевая чувства национальных республик. Но единого стержня, какой-то концепции в его ответах нет. Мы, по сути, видим одну сплошную презентацию того, что Путин находится в хорошей физической форме.
«СП»: - Вы разделяете точку зрения, что журналисты вели себя более смело и даже жестко, чем раньше на подобных мероприятиях?
- Да, раздражение и недовольство народа проявляются даже в ходе этой пресс-конференции. Впрочем, я не услышал ни одного по-настоящему жесткого вопроса от журналистов.
Путин во многих случаях оставил себе свободными руки. Как, например, с законом «антимагнитского», про который его не раз спрашивали. Сказал, что не видел текста закона, может быть и не подпишет его. В итоге может получиться, что он протянет до новогодних каникул и подпишет его по-тихому, или примет какое-то половинчатое решение.
Путин вообще достаточно хорошо владеет искусством оправдания. Не случайно он не признал за собой никаких крупных ошибок в управлении страной. В противном случае ему бы пришлось либо уходить, либо что-то кардинально менять, чего он не хочет.
«СП»: - А вот рассуждения Путина о том, что он не изменил Конституцию, уступил в 2008 году президентское кресло Медведеву и поэтому в России нет авторитарного режима, показались вам убедительными?
- Начнем с того, что Путин не уходит из власти уже больше 12 лет. В нашей истории были ситуации, когда Сталин ушел с поста Генерального секретаря ЦК в 1934 году. Пост этот был на несколько лет вообще упразднен, и Сталин не занимал вообще никаких должностей в системе власти. Ну и что? То, о чем говорил Путин – не аргумент против существования авторитарного режима. Классический пример – режим Каддафи. Напомню, бывший ливийский лидер вообще не занимал никаких официальных постов. Кстати, сама российская Конституция, принятая в 1993 году, в крайней степени авторитарная и предусматривает огромную концентрацию власти в руках президента. Для авторитарного правителя в ней нечего менять, Путин ее и не меняет. Условный Наполеон согласился бы править с такой Конституцией.
«СП»: - Судя из ответов Владимира Путина, он довольно оптимистично оценивает наши экономические перспективы. И многие достижения считает своей заслугой.
- Оптимизм имеет право на существование, потому что экономическая ситуация в годы правления Путина улучшилась. Но это улучшение целиком связано с повышением цен на нефть. И Путин здесь ни при чем. Мы знаем, что в кризисном 2009-м году вместе с ценами на энергоносители ВВП России резко упал. К счастью, тогда удалось избежать судьбы СССР, но никто не гарантирует, что в будущем подобная ситуация не повторится.
Что касается вступления в ВТО – рано делать выводы. Пока обещанного многими экспертами коллапса экономики не случилось, но и преимуществ особенных не видно, – заключает Павел Святенков.
Среди «неудобных» были и вопросы про политзаключенных. Когда один из журналистов напомнил президенту его знаменитую фразу про Ходорковского, «Вор должен сидеть в тюрьме», Владимир Путин отреагировал: «А что, он должен гулять по улице, что ли?» На вопрос о нелепости обвинений в связи грузинских политиков и наших оппозиционеров, в частности, находящихся в СИЗО Леонида Развозжаева и Константина Лебедева, Путин высказался в том духе, что стоит верить выводам Следственного комитета: «он (Гиви Таргамадзе – «СП») человек, который пытался (и, может быть, до сих пор это делает) подстрекать граждан Российской Федерации к совершению противоправных действий, которые могли выражаться в совершении террористических актов, к незаконному захвату власти. Я думаю, что это очень убедительно было показано съемками, под которые они случайно, должен вам раскрыть государственную тайну, попали в контролируемом помещении. Но это объективные данные, против этого не попрешь. Он их инструктировал по поводу того, как совершить преступление в Российской Федерации, и это должно иметь правовую оценку. И не нужно его защищать. А обсуждение, как они говорят, в шутку или не в шутку, совершения терактов, в том числе и взрывов на железной дороге, – против этого Бастрыкин не должен проходить, потому что такие случаи и такие трагедии в нашей стране, к сожалению, случались». Однако, по мнению директора Института глобализации и социальных движений Бориса Кагарлицкого, говорить о возможном усилении репрессии пока рано:
– Не стоит прогнозировать новые репрессии, ориентируясь на слова Путина. Президент сам плохо представляет, что будет через 3-5 месяцев, он будет действовать исходя из ситуации. Он очень прагматичный политик, который отвечает на текущую политику. У государственной элиты нет планов, они живут по принципу «будет день – будет и пища». Свое отношение к политзаключенным они могут намеренно пересмотреть или намеренно не пересмотреть. Всё будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства. Обсуждать планы власти – это совершенно ложный посыл. Это можно делать, абсолютно не зная, как принимаются решения. Мы всё время думаем, что вначале принимается стратегический план, а потом уже проводится какая-то линия. В действительности – наоборот. Вначале сама собой складывается линия, к этому прилагают усилие даже не высшие лица, а обычные клерки. Совершенно случайные чиновники ставят руководителей в ситуацию, что у них не остается выбора. Потом уже высшие лица с важным видом дают обоснование происходящему и говорят, что можно действовать только так, а иначе невозможно. На самом деле, они просто плывут по течению, – подчеркивает Борис Кагарлицкий.
Что касается социальной сферы, то в ответ на вопрос о доступности ипотеки Владимир Путин привел цифры, согласно которым за последний год объем кредитования вырос на 15-17%.
– Рост числа ипотечных кредитов свидетельствует о слабости социальной политики, – говорит Борис Кагарлицкий. – Это значит, что жилье невозможно получить через какие-нибудь другие каналы кроме как на рынке. В России условия получения ипотеки кабальные, и в этих условиях большое число обратившихся за ней говорит о том, что государство фактически отстранилось от регулирования рынка жилья.
Журналист из Калмыкии посетовала на то, что много регионов в стране сегодня имеют мало шансов на быстрое развитие. Президент ответил, что для сильно отстающих регионов нужны специальные программы. Однако, как отметил Путин, их число не должно быть большим.
– Регионы сильно разнятся между собой, разрыв уровней их развития просто чудовищный, – замечает Борис Кагарлицкий. – С экономическим ростом 2000-х выросли и диспропорции. За 12 путинских лет в среднем ситуация и по заработной плате, и по реальным доходам граждан улучшилась. Но она улучшилась крайне неравномерно. И сама эта неравномерность есть дополнительный фактор социальной напряженности. Люди более-менее терпимо относятся к ситуации, когда средств не хватает всем. Сейчас люди видят, что средства в стране есть, причем много идет денег на весьма странные проекты, несправедливо распределяются не только между богатыми и бедными, но даже между отраслями и регионами. Социальная напряженность от этого только растет. Эти диспропорции даже с точки зрения рыночной модели оборачиваются минусом, потому что мешают росту спроса. В этих условиях возникает острая потребность проведения социальной политики, но ее, к сожалению, у нас нет.
Фото: Пресс-служба Президента России
http://politcom.ru/15064.html НОВЫЙ ПУТИН Татьяна Становая
Путин впервые в течение пресс-конференции выглядел слабее тех, кто задавал ему вопрос. И это уже новое качество его психологического портрета.
Владимир Путин завершил свою «большую пресс-конференцию», побив очередной рекорд: общение с журналистами длилось почти 4,5 часа. Нынешнее мероприятие стало особенным по духу: пожалуй, впервые Путин так часто уходил от ответа, говорил, что он не в курсе событий, а журналисты при этом давали выход эмоциям. До сих пор это казалось исключительной прерогативой президента.
Итак, можно выделить несколько особенностей нынешней пресс-конференции. Особенность первая – рост противоречивости в позициях Путина по наиболее острым политизированным вопросам. Причем противоречивость, которая выдает собственную неуверенность Путина и слабую проработку публичной позиции. Так, касательно самого острого на сегодня вопроса – о «детском законе», запрещающем граждан США усыновлять российских детей-сирот, Путин умудрился в одном большом ответе назвать две взаимоисключающие версии принятия этого закона. Так, сначала, он заявил, что «детский законопроект» - это вовсе не ответ на акт Магнитского, а «реакция депутатов Государственной Думы …на позицию американских властей…, когда преступления в отношении усыновлённых российских детей совершаются, чаще всего американская Фемида вообще не реагирует и освобождает от уголовной ответственности людей, которые явно совершили уголовное деяние в отношении ребёнка. Но и это ещё не всё. Российских представителей фактически не допускают, даже в качестве наблюдателей, на эти процессы».
Иными словами, Путин заявил, что принятие «детского закона» - это ответ на плохо работающее Соглашение об усыновлении, которое было заключено между двумя странами летом этого года и вступило в силу 1 ноября. «Соглашение не рабочее. Чушь какая-то», - эмоционально ответил Путин, когда и второй вопрос касался запрета на усыновление. Однако при этом, еще в рамках первого ответа он прямо заявил, что «детский закон» - это «эмоциональный» и «адекватный» ответ Государственной Думы именно на акт Магнитского. Говоря о смертях в тюрьмах, он припомнил США Абу-Грейб и Гуантанамо. «Вы представляете, что если бы у нас хоть что-нибудь такое было? С потрохами бы сожрали уже давно! Такую бы развернули по всему миру вакханалию! А там всё тихо, тишина. Ведь сколько раз было обещано, что Гуантанамо будет закрыта, а воз и ныне там. Где это? Тюрьма работает. Мы не знаем, может быть, и пытки продолжаются. Эти так называемые секретные тюрьмы ЦРУ. Кто наказан? И нам ещё указывают на то, что у нас какие-то проблемы есть. Ну да, спасибо, мы знаем. Но принимать на этой основе какие-то антироссийские акты – это запредельная вещь, не спровоцированная ничем с нашей стороны», - заявил он.
Второй раз явное противоречие прозвучало при комментировании дела Ходорковского и коррупционного расследования в отношении представителей «Оборонсервис». «Что касается самого Михаила Борисовича…Что, он занимался политикой? Был депутатом? Возглавлял партию? Нет, там речь идет чисто об экономическом преступлении. Посмотрите на США – там за экономические преступления и 100 лет дают. Не надо политизировать этих вопросов. Я надеюсь, что в соответствии с законом Михаил Борисович выйдет на свободу, дай бог ему здоровья», - заявил Путин, давая понять, что за экономические преступления иногда нужно и сажать. Однако это не помешало ему выразить и совершенно противоположную точку зрения. Когда Владимира Путина спросили про фигурантку дела «Оборонсервиса» Евгению Васильеву, он заявил: «Еще недавно вы говорили: «Разве можно за экономические преступления сажать в тюрьму?» А теперь говорите обратное. Будьте последовательны». Путин призвал либералов быть последовательными, не требуя ареста за экономические преступления. Однако сам эту последовательность явно утратил.
Создается впечатление, что Путин оказывается в плену логики двойных стандартов, когда все чаще приходится объяснять, почему одни правила действуют для одних и не действуют для других. Задача становится все сложнее, а публичные позиции требуют большей изобретательности. И Путин в этот раз показал, что он просто переценил свои собственные силы и чрезмерно доверился собственной способности спонтанно, но умело реагировать на выпады критиков. Вывод – публичная позиция президента по резонансным вопросам утрачивает всякую логику и становится невнятной. Вторая особенность ответов Путина – это беспрецедентное нежелание говорить по существу и многократное признание, что он не в курсе дела, не знаком с деталями, и не знает в чем суть дела. Так он отвечал про хищения в «Оборонсервисе», про гибель Магнитского, про «детский закон» (он его пока не читал), про задержания подозреваемых в беспорядках 6 мая, про позицию СКР насчет крушения польского самолета и т.д. Тут на память приходит сразу ситуация 2000 года. Арест Гусинского.
Журналисты достают Путина вопросами про это, а он отвечает, что не может дозвониться до Генпрокурора. Тогда он был неопытным, неискушенным в публичной политической деятельности, он не умел выкручиваться. Что же происходит сегодня? Наблюдателям понятно (и Путин сам это подтверждает своими комментариями) – президент прекрасно осведомлен. Однако вопреки его многолетнему опыту и откровенному желанию подробно разъяснять свою позицию (пусть и часто эмоционально, и лукаво, и крайне субъективно), в этот раз впервые он стал закрываться. Ему стало неприятно говорить на неприятные темы. Это косвенный признак психологической усталости Путина от необходимости постоянно объяснять свою позицию, от критики, от чувства, что он постоянно непонят и осужден. Это усталость от диалога.
Наконец, третья особенность нынешней пресс-конференции – это весьма эмоциональная реакция Путина на критические вопросы. Это особенно ярко проявилось в трех случаях. В первый раз, когда речь шла о «детском законе». Журналист из «АиФ» назвал законопроект «людоедским». В ответ Путин, говоря о недопущении российских представителей на американские суды, обозвал журналиста «садомазохистом». «Вы что садомазохист что ли? Страну не надо унижать!» - заявил президент, как будто именно журналист этим и занимается. Второй раз речь шла и выборах губернаторов. Инна Сальникова из «Коммерческих вестей» спросила про отношение Путина к прямым выборам глав регионов, на что последовала явно негативная эмоциональная реакция Путина: «Инна, послушайте меня внимательно, и прошу Вас больше к этому вопросу не возвращаться. Но только внимательно выслушайте то, что я скажу. Мы талдычим уже, вокруг этого вопроса пляшем много-много лет, ну выслушайте хоть один раз и услышьте меня: мы за – и я лично за прямые выборы губернаторов», - сказал Путин, в итоге обосновывая важность отмены прямых выборов в национальных республиках. Это публично новая позиция Путина, однако высказал он ее так, как будто это повторялось уже неоднократно. Наконец, третий раз эмоциональная реакция последовала, когда Путина спросили про Ходорковского, причем журналист ненароком заметил, что «независимый российский суд не мог принять решения без какого-то соглашения» с ним, нынешним главой государства. На это Путин заявил: «Я никак не могу влиять! Я хочу, чтобы Вы все услышали: я не влиял на деятельность правоохранительных и судебных органов вообще никак! Я вообще не лез в эту сферу! Я занимался своей конкретной работой!»
По итогам пресс-конференции создается ощущение, что у Путина нет былой легкости в формулировании своих ответов. Вместо этого у него явное чувство неуверенности, что свою позицию он способен донести до аудитории и найти там понимание в той степени, на которую ему хотелось бы рассчитывать. Речь не идет, конечно, о полном единодушии. Однако сопротивление он встречает он все более и более сильное. Сопротивление не маргинальных либералов, а сопротивление умелое, выстроенное, логичное, подлавливающее Путина на слабостях его позиции. Путин впервые несколько раз в течение пресс-конференции выглядел слабее тех, кто задавал ему вопрос. И это уже новое качество его психологического портрета.
20.12.2012
|
