Древняя земля Южной Якутии таит в своих недрах много тайн канувших в небытие веков, много загадочных легенд и преданий хранят местные эвенки.
С незапамятных времен берега рек Алдан, Чульман, Тимптон и их притоков были излюбленными местами проживания предков многих народов.
В 1967 году на реке Алдан археологами была обнаружена древнейшая стоянка людей каменного века в Дюктайской пещере. В этой пещере сохранились ритуальные рисунки первобытных людей, видимо, эта пещера была обрядово-культовым местом, где люди каменного века поклонялись своим божествам, просили их ниспослать удачу во время охоты. В связи с этим открытием ученых была выделена новая палеолитическая культура охотников на мамонтов и других доисторических животных – дюктайская.
Из-за климатических особенностей нашего региона многие археологические комплексы мало изучены, за три месяца якутского лета такую огромную территорию исследовать крайне сложно. Возможно, поэтому и много белых пятен в древнейшей истории нашей республики.
Немало удивительных легенд о былых временах услышала я от коренных жителей Южной Якутии.
Есть удивительное предание, которое поведал мне слепой старик-каюр. Как-то давно, лет пятнадцать назад, ехала из Якутска до Нерюнгри на такси. Недалеко от маленького алданского поселка на обочине дороги увидели старую супружескую чету. Старик был слепой с палочкой. Жена его была одета в меховую доху, вышитую по краям бисером. Мы остановились и посадили стариков. Они так на перекладных по старинке добирались до Нерюнгри. Разговорились. Старик был местным алданским эвенком, всю жизнь работал каюром в экспедициях. Жена его – тоже эвенкийка, из Амги. Между собой старики разговаривали на певучем древнем языке эвенков. Мне показалось, что эти слова были полны ласки и особого тепла.
Как сам сказал, старый каюр ослеп давно, но был очень живой, шустрый, сухой, жилистый, обходился без посторонней помощи, даже ухаживал за пожилой полноватой женой, помогал сесть в машину, выйти из нее. Очень странно, что незрячий старик точно знал, какую местность мы проезжаем, за всю дорогу ни разу не ошибся. В этом человеке, всю жизнь прожившем в тайге и в дальних дорогах, была особая связь с природой родного северного края.
Старый каюр был очень разговорчивый, говорил в основном по-русски, как-то протягивая и смягчая слова. Поговорили сначала о погоде, о современной жизни. Потом разговор зашел о Нерюнгри и о том, что бытует легенда, что местность, где построен город – «гиблое место». Старик прищурил свои невидящие, мутные глаза, улыбнулся и сказал:
«Ээ, нет. Это не так. Заповедное, запретное место и «гиблое место» по-эвенкийски имеют одинаковое значение. Это не «гиблое место», это «заповедное место».
Потом старый каюр продолжил: «Здесь у нас, в Южной Якутии, горы и сопки не всегда имеют названия. Может, когда-то имели название, наши предки дали им имена, но мы - потомки забыли. Говорят, что сопка, где построен новый город Нерюнгри, называлась в былые, далекие времена Амикан, что означает Медвежья. В те ушедшие в небытие века, когда эвенков было много и оленей было у них тьма тьмущая, в этом заповедном месте обитали священные олени, дарованные зажиточными эвенками Великим Духам местности. Олень-орон для эвенка священное животное. Олень дан эвенкам в дар Сыном Неба Сэвэки. А местность, где остались кости, останки священных животных – заповедное место, святое место.
Как гласит древняя легенда сопка, на которой стоит город Нерюнгри, названа Амикан в честь молодого шамана из древнего эвенкийского рода бюлю.
И было это в незапамятные времена. Жил где-то здесь молодой шаман Мэлгэ. Влюбился юноша в прекрасную дочь вождя рода нюрмаган, в белоликую, как первый чистый снег, ясноглазую, как звездная ночь, тонкую, как молодая осинка, красавицу Синилгэ. Девушка была гордой и неприступной. Много сердец отважных тунгусских воинов и удачливых охотников было разбито. Гордая и своенравная красавица никого не одарила своим вниманием. Увидев прекрасный чарующий танец юной Синилгэ во время праздника Икэнипкэ, в разгар цветущего лета, молодой шаман Мэлгэ потерял покой и сон, в юном сердце шамана распустилась, как благоухающий дурманящий цветок багульника, любовь. Долго хранил и лелеял в своем сердце Мэлгэ свою первую чистую, как родниковая вода, сильную, как могучая горная река, любовь.
Встретились однажды случайно Синилгэ и Мэлгэ возле тихого чистого ручейка Аммунакта. Поговорили, походили вдоль речки. На прощанье Мэлгэ взял за руку Синилгэ и, смущаясь, сказал о своей любви. В ответ гордая красавица залилась звонким, как журчанье весеннего ручья, смехом и сказала: «Не люблю я тебя, Мэлгэ. Ты неуклюжий и большой, как медведь. Был бы стройным и ловким, может и полюбила бы…». Сказав эти ранящие сердце юноши слова, юная красавица убежала. Долго стоял молодой шаман в оцепенении. Потом в ту же ночь собрался и ушел жить в тайгу. Больше никто никогда не видел Мэлгэ, будто сквозь землю провалился, исчез молодой шаман навсегда. Только каждую весну, когда природа расцветала и распускалась, когда в юных сердцах зажигался огонь любви, возле речки Аммунакта люди видели одиноко бродящего огромного медведя. Старые эвенки тихо шептались: «О, бедный влюбленный Мэлгэ все еще ищет свою единственную любовь – Синилгэ». Такова печальная история любви», - закончил свой рассказ старый эвенк. Лицо у него посветлело, даже будто появился блеск в незрячих глазах.
Была эта легенда былью или просто сказкой, но красивая легенда должна жить, окутывая наш мир легкой дымкой мистики, ореолом таинственности и очарованием красоты.
Варвара КОРЯКИНА,
член Союза писателей Республики Саха (Якутия).
