Main » 2018 » Кулун тутар » 3 » ОБРАЗЫ МИСТИЧЕСКИХ УДАГАНОК В МИФОЛОГИИ САХА Март месяц по старинным верованиям саха – месяц Конского Божества Дьөһөгөй.
ОБРАЗЫ МИСТИЧЕСКИХ УДАГАНОК В МИФОЛОГИИ САХА Март месяц по старинным верованиям саха – месяц Конского Божества Дьөһөгөй.
19:28
Варвара КОРЯКИНА
ОБРАЗЫ МИСТИЧЕСКИХ УДАГАНОК В МИФОЛОГИИ САХА
Уходят в небытие века, тысячелетия, одно поколение сменяет другое, вместе с этим канут в забвение многие древние знания и учения.
Мир меняется, меняются представления людей о тех, канувших в небытие временах, когда мистика и реальность были переплетены воедино, когда миром правили энергия мыслей и сила слов, когда люди умели жить в согласии и гармонии с окружающей средой и со Вселенной, подстраиваясь под их вибрации и ритм.
Олонхо и мифология народа саха, как другие древние мифы, овеяно колдовством – мистикой и магией. Изучение олонхо и преданий старины в эзотерическом аспекте еще предстоит, олонхо и мифы нужно рассматривать в свете эзотерических духовных знаний народа, как часть сакральных видений тайн мироздании.
Известный философ и эзотерик Елена Блаватская писала: «Магии столько же лет, сколько человеку. Клеймить магию и оккультные науки как обман, является оскорблением человечества. Поверить, что в течение многих тысяч лет одна половина человечества занималась тем, что обманывала другую половину, - равносильно утверждению, что человеческая раса состоит только из обманщиков и неизлечимых идиотов. Где та страна, где не занимались магией?».
Магия и мистика являются неразрывной частью олонхо и мифологии. Мистика является выражением глубинных психологических переживаний человека, а магия есть форма отражения и использования непознанных еще таинственных сил природы и особых способностей человека. И сам сказитель-олонхосут является призванным духами предков, посвященным особого уровня, как и шаман-ойуун. Все известные ойууны саха в старину были и олонхосутами. Дар обладания красотой, силой и магией слова – это особенный дар, преподнесенный высшими силами.
В те незапамятные древние времена гармонизация и уравнивание энергии Мира и Вселенной была в руках Прекрасных Божественных Дев-Удаганов, имеющих власть над всеми стихиями Земли, через сакральный, священный огонь говорящих с этими великими силами и иными мирами.
Ключом, открывающим Тайны Мироздания, является безусловная чистейшая Любовь, которую должна постичь душа любого из простых смертных. Эту Любовь в Мир несла Истинная Женщина – Прекрасная Удаган. Только женская, животворящая и живородящая, нежная и тонкая, но в то же время непоколебимая и сильная в своей кристальной чистоте, суть может гармонизировать окружающий Мир и Вселенную. Эта суть и есть воплощение истинной, безмерной вечной Любви.
Жрицами, связывающими Вселенские Силы, изначально, с древнейших времен были Прекрасные Женщины – Девы Удаганы. Эти тайные, идущие из загадочных недр веков, знания сохранились у народа саха. В олонхо глубинная память народа пронесла сквозь тысячелетия образ Небесной Белой Шаманки – Айыы Умсуур Удаган. Она и есть чарующая, магнетическая сила Женской Души. Изначально сакральные обряды, посвященные и восхваляющие Великое Белое Солнце – Аар Айыы - совершали Девы Жрицы – Удаганы. Только женская трехмерная человеческая душа имеет связь со священной магией Живого Огня, через которую создается гармонизация окружающего Мира.
Постепенно изначальные знания утратились, наступили времена Белых Айыы Ойуунов и ойуунов-целителей. И Мир утратил гармонию. Истинные, благодатные слова Алгыс, произносимые Девой Удаганом, уже не возносились к Священным Небесам. В глубокой древности Алгысом были слова бесконечной Любви ко Вселенной, слова восхищения и трепета перед первозданной красотой Мироздания, слова благодарности, посылаемые Великому Белому Солнцу за дарованное живительное тепло и свет…
Постепенно ушли в небытие обряды Белых Айыы Умсуур Удаганов, образ которых память предков сохранила в олонхо. Это свидетельствует о древности культа удагана.
Когда наступили Времена Великих Битв – Времена Кыргыс, мужчины ойууны стали обращаться к Священному Огню, при этом облачаясь в женскую одежду, так как сакральные силы принимали слова и дары лишь удаганов. По сей день обрядовая одежда алгысчытов-мужчин сохранила элементы облачения удаганов.
Почему мужчины стали совершать обряды?
Мужчины по своей природе воины, охотники, защитники. К духу войны и рати Илбис и Илбис Кыыһа – духу насильственной смерти могли обращаться только ойууны, чтобы вселить храбрость, отвагу в сердца воинов и укрепить непобедимость духа в кровавых битвах и сражениях. А женщина – созидающая и животворящая сила не имела права обращаться к Илбис и Илбис Кыыһа и приносить кровавые жертвоприношения. Именно в годы Великих кровавых войн восхваляющие и воспевающие силы Вселенной обряды удаганов утратили некую актуальность. Алгысы стали лишь испрошением благодати и защиты. Алгысы-гимны позабылись.
Все это имеет глубокие исторические и геополитические корни, и непосредственно связано с историей саха. Когда среди саха главенствующую роль играли индоарийские племена, то культовые обряды проводили именно удаганы (уот даҕайар) – повелительницы священного огня, так как все индоарии – огне-и-солнцепоклонники. Затем постепенно индоарийские племена смешивались с другими тюркскими народами, появились Белые Ойууны (от слова ойуу – рисунок, что может означать и руны) или Айыы Ойууны – жрецы религии Айыы. Они и есть знатоки и хранители древней письменности – рунического письма. Но и они утрачивают свою главенствующую роль, когда произошло массовое нашествие, убежавщих от битв в прибайкалье, монгольских племен, которые привезли культ «черного шаманства». Саманы-целители были и у тунгусо-маньчжурских племен, испокон веков обитавших на территории Якутии.
В древней мифологии и в олонхо много четко обрисованных и разнообразных женских образов, древние произведения устного народного творчества народа саха – это гимн женщине-матери, деве-богине и могущественной мистической удаган, олицетворяющей женскую энергию Вселенной.
В мифах, рассказывающих о переселении предков саха на Среднюю Лену, когда они обосновались на величественной долине Туймаада, освоили благодатные северные края, повествуется о Деве Божестве – Кыыс Танара, прекрасной дочери Омогоя.
В изначальном варианте предания сказывается, что младшая дочь Омогоя – особенная, наичистейшая Дева Удаган, обладающая небесной красотой и не предназначенная для обычной земной жизни, велела построить высокое сооружение с крутой лестницей, подобие башни – терема. Живя в этом сакральном сооружении, символизирующем отдаленность от бренного мира, юная Удаган общалась с таинственной энергией Вселенной, спустя некоторое время вознеслась в Священные Небеса – Дабын и стала Девой Божеством, охраняющей по сей день потомков великого Омогоя.
Поздние мифы времен христианизации исказили это древнейшее сказание. Они повествуют о том, что Дева Удаган – прекрасная дочь Омогоя, ушла из жизни сама, наложив на себя руки из-за того, что не женился на ней одинокий блуждающий странник – богатырь Эллэй, который выбрал в жены приемную дочь (көйгө кыыс) великого Омогоя. В те времена саха позабыли, что наичистейшие души, достигнув высокой духовности, могли превратиться в тончайшую, прекрасную энергию и раствориться во Вселенной.
Сакральные знания наших предков о таинствах человеческой души, состоящей из трех информационных матриц, настолько глубоки и научны, что человечество постигает эти тайные знания лишь только сейчас.
В олонхо сохранились древние обычаи, связанные с магией и проведением обрядов и культов. Все эти священнодействия связаны с древними космическими знаниями и с понятием трехмерного Мироздания и таинственным культом Дев-удаганов.
В олонхо «Ньургун Боотур Стремительный» Платоном Ойунским приведены образы небесных (космических) шаманок: Кёгельджин удаган – дочь Солнце Тойона, Ыйбалджын – дочь Луны Хотун, Айбалджын – дочь Большой Медведицы, Нуолур – дочь Чолбон Тойона, Сэймелджин – дочь Плеяд и еще безымянная Дочь Звезды. Они совершают обряд очищения от скверны Нижнего мира через смерть и воскрешение. Этот сакральный древнейший мотив существует во всех древних верованиях. Проходя через инициацию смерти, человек возрождается в ином, очищенном плане и становится богоподобным. В этом прослеживается одна из граней мистических знаний о жизни и смерти. Великий писатель и знаток верований народа саха не зря приводил эти образы. Платон Алексеевич знал, о знаковости и древности культа небесных удаганов, имеющих тайную трактовку, с которой связано благополучие человечества и мира.
В некоторых олонхо небесные шаманки оживляют мертвого богатыря, но оживляется лишь безвременно убитый. Удаганы побеждают не смерть вообще, а индивидуальную смерть, для этого также нужна гармония Верхнего и Нижнего миров. С разрешения Божества смерти через небесных шаманок участвуют космические силы Верхнего мира при возрождении космического посвященного – богатыря Айыы.
Именно к небесным могущественным удаганам герои олонхо обращаются в самый трудный час с призывом о помощи. В этом и сокрыта одна из ветвей древнего тайного знания, гласящая о том, что только женская энергия Вселенной имеет созидательную силу.
В олонхо четко прослеживается духовная культура людей племени айыы (айыы-дьоно), одной из характерных черт которых является почитание женщины-матери, прародительницы. В старинной поэтике народа запечатлены следы архаичного этикета, предусматривающего свод правил поведения по отношению к женщине. Элементы этикета отражены в поведении богатыря Айыы, который обращаясь к женщине, воздает ей глубокий поклон, уважительно внемля ее словам.
Признавалось, что женщина-начало начал, продолжательница рода и отношение к женщине было подчеркнуто почтительное.
Хранилищем изначальных духовных ценностей и мировоззрения древних саха является мифология. Мифы донесли до наших времен космологические знания прародителей саха.
Известный якутский этнограф и историк, автор уникальных монографий по фольклору и устному народному творчеству народа саха, Гавриил Васильевич Ксенофонтов был убежден в том, что народная память в виде устных преданий хранит сведения о реальных исторических событиях и, следовательно, можно пытаться восстановить эту историю путем тщательного сопоставительного анализа записей устных преданий.
Много поздних мифов о таинственных шаманках-удаганах сохранилось в памяти народа, некоторые из них записаны этнографами, а иные имеют литературную трактовку. Среди них особым образом выделяются предания об Аграфене Жиганской.
Много мифов и легенд сохранилось о загадочной и, как гласят предания, именитой шаманке-удагане Аграфене Жиганской, которая несколько веков держала в страхе весь север Якутии. На реке Лене даже есть Аграфенина гора-остров. Ореолом мистики и некого потустороннего страха окутано имя этой таинственной женщины. По сохранившимся, очень разным по содержанию и хронологии, легендам, я пыталась воссоздать образ этой удивительной и зловещей удаган. Образ этой шаманки, слава которой была пронесена сквозь века несколькими поколениями, с детства интересовал и волновал меня…
Кем же была Аграфена на самом деле? Об одной и той же личности ли рассказывают мифы?
Первое что попалось мне на глаза - это был небольшой материал об Агриппине из Жиганска, опубликованный в легендарных «Воспоминаниях» Афанасия Уваровского – автора первого произведения на языке саха:
«В середине минувшего столетия жила в Жиганске одна русская, по имени Агриппина. Моя бабушка знала ее в лицо. Эта женщина слыла большой колдуньей: тот, кого она любила, считался счастливым, тот же, на кого она обиделась, считал себя крайне несчастным. Слово, произнесенное ею, воспринималось как слово самого всевышнего. После того, как она этим путем приобрела доверия людей и состарилась, построила себе выше Жиганска домик между скал и жила в нем. Никто не проходил мимо, не обратившись к ней, не получив благословения, и не принеся ей что-нибудь в подарок. Тех же людей, которые проходили мимо, не сделав так, она доводила до большой беды, превратившись в черного ворона, настигнув их сильным вихрем…
И после ее смерти до сих пор не проходят мимо того места, не
повесив подарка. Эту старуху знают кроме жителей Жиганска также все якуты окрестностей Якутска…
Рассказывают, что эта старуха прожила до 80 лет, что она была
мала ростом, толста, ее лицо было испрещено оспой, глаза остры как
утренняя звезда, ее голос звонок как звук железа. Ее имя до сих пор
не забыто в северной стране».
В своем произведении Уваровский упоминает об Агриппине-Аграфене как о реально существовавшей личности, с которой была знакома его бабушка, и по национальности она была русская. Это была моя первая версия об этой именитой шаманке.
В 1786 году участник известной экспедиции Беллингса Гавриил Сарычев, рассказывая о жителях далекой от дельты Лены Колымы, писал:
«Юкагиры от общения с здешними казаками хотя и приняли христианский закон, однако суеверие и шаманство не истребились. Особливо боятся одной якутки Аграфены Жиганской, славной шаманки, которая умерла лет за тридцать назад. Думают, что она вселяется в людей и мучит их. Почему все здешние жители боготворят эту колдунью и приносят ей жертвы. Якутское правительство сколько ни старалось истребить сие предрассуждение, но не имело успеха. Наконец, было послано строгое повеление в город Жиганск, чтобы, отыскав место, где похоронена Аграфена, сожечь ее тело. Но и тем ничего не преуспели в умах суеверного народа. Здешние якутские шаманы рьяно поддерживают славу сей чародейки». Этот миф более ранний, чем изложенный Уваровским, здесь говорится о якутской удаганке. Это еще одна из версий об известной шаманке.
Ссыльный фольклорист Иван Худяков, который находился в верхоянской ссылке в 1867-1875 годах, собравший немалый и, несомненно, ценный этнографический материал, приводит две версии легенды о знаменитой Аграфене Жиганской.
Худяков со слов жителей Верхоянья писал:
«Рассказывают, что лет восемьдесят тому назад сослана была в прежний город Жиганск татарка Аграфена, ведьма. Сказывали, что было их ведьм семь сестер и всех разослали в разные места. Жиганское начальство не решилось держать дьявола в городе и поселило ее за 90 верст от Жиганска вверх по Лене на острове Остолбо (Столб); да и остров-то небольшой, всего 50 или 100 сажен в длину, зато очень крутой. На этом острове и стала колдовать Аграфена и навела такой страх на всю окрестность, что даже и теперь боятся этой колдуньи, хотя она давным-давно померла».
В конце своих записок сам же Худяков приводит другую версию, уже «по рассказам якутов». Согласно данной версии: «Аграфена-Чуонах и Настасья-Манчикай были дочерьми Киктэй-шамана из Эгинцев, что в окрестностях Верхоянска. Когда девушки подросли, к их отцу не раз приходили тунгусы и буквально требовали выдать за них дочерей. В конце концов, они убили Киктэя, при этом его голова пошла, ступая вместо ног двумя длинными прядями волос, и перебежала через озеро Аяна. Девушки смирились с долей и вышли замуж за двух «самых лучших» тунгусов. Но смерть отца им не простили. И когда новые родственники попросили Чуонах покамлать, она сделала так, что «все они перемерли». Сестры вернулись на родину, но ненадолго: теперь уже царские власти затребовали «лучших людей между мужчинами и женщинами», и Чуонах на правах старшей поехала в Россию. Там ее якобы и окрестили Аграфеной, и выдали замуж за некого Антипина. Уже вместе они вернулись в Якутск, а потом Аграфену опять потянуло на родину. На обратном пути в результате козней нечистой силы и конфликта между супругами корабль перевернулся и утонул, немного не доплыв до острова Столб. И стала Аграфена с тех пор привиденьем-юер».
Из записок Ивана Худякова четко видно, что легенды рассказывают о двух разных личностях. Второй миф более древний. При жизни о великих шаманах и удаганах тунгусы и саха говорят шепотом, спустя десятилетия после их смерти даже ставится табу на произношение их имен, их называют иносказательно. Спустя века только можно звать их по исконно нареченным именам. Поэтому, возможно, удаган саха Аграфена Жиганская жила намного раньше. А русская колдунья или татарка Аграфена или Агриппина появилась чуть позже.
Есть еще одна романтическая и лирическая поэтическая версия о существовании этой знатной удаган - это поэма Дмитрия Павловича Давыдова «Аграфена Жиганская». Дмитрий Давыдов - дальний родственник знаменитого поэта-гусара Дениса Давыдова. В 1823 году в Якутске появился молодой смотритель школ, это был Дмитрий Давыдов. Прожил он в Якутии тринадцать лет, выучил местный язык и достаточно глубоко изучил историю и этнографию.
Образ прекрасной удаган с берегов Лены, видимо, глубоко задел воображение поэта, и он долго лелеял его, только годы спустя появилось стихотворение Давыдова, вышедшее в 1856 году в Казани, называлось «Амулет». Автор написал стихотворение от первого лица, подчеркивая – «я». В стихотворении рассказывается романтическая история о том, как красавица-шаманка сначала спасла плывущего на челноке русского юношу от бури, поднятой злым «колдуном», а потом подарила ему «амулет счастливый», сплетенный из конских волос. Этот амулет хранил его от разных напастей, но он не пожелал помочь хозяину в любви. Ведь юное сердце самой очаровательной удаган было задето юношей из чужих дальних краев.
А двумя годами позже в петербургском «Золотом руне» вышла поэма Давыдова «Жиганская Аграфена». В поэме повествуется о юной деве саха, живущей в бедности и несчастии. И, однажды приплывая по Лене реке, волшебник-старец указал ей пойти к богатому старому, доживающему свои последние дни, шаману Таюку за помощью. Этим загадочным старцем, может, была и иная ипостась хитрого шамана. Пошла озабоченная нуждой юная дева к шаману Таюку, ходила к нему долго, обучаясь шаманскому искусству. Была крещеной прекрасная дева, но идя на поклон древним неведомым силам, она отреклась от веры:
Силы старца покидали,
Бедный в тайне изнывал
Духи мучить начинали,
Он преемника искал.
Рад Таюк был гостье юной,
Он ей радости сулит
Слово хитрое оюна
Сердце девы шевелит.
Скоро все она решила
И дорогою домой
Медный крестик схоронила
Аграфена под волной.
*
Часто грешница бывала
У оюна по ночам
И на памяти держала
Заклинания духам.
Так все лето проводила,
Умер осенью шаман.
Старика похоронила
Молодая удаган.
И стала великой и именитой, грозной и важной шаманкой молодая Аграфена, стала жить в богатстве и сытости. Дожила бы свой век, занимаясь колдовством и чародейством, если бы не одна случайная встреча с русским юношей и не злочастная любовь, которая привела к гибели великую шаманку.
Полюбил прекрасную деву и русовласый юноша, но не суждено было соединить судьбы шаманке, давшей клятву древним грозным божествам и крещеному христианину. И решила идти на страшные жертвы красавица удаган: подвергла огню своего идола-помощника Барыылааха, зарыла в сырую землю раньше условленного времени свой ретивый бубен-дюнгюр с резвой колотушкой-былаяхом. А колдовские, окутанные вселенскими чарами, одухотворенные древними сакральными словами, шаманские вещи-служители не хотели отойти в иные миры и оставить свою хозяйку. Помощники-служители юной удаган вызвали из иных туманных миров дух старого Таюка. И станцевал дух-Таюк страшный танец, закамлал юер-шаман, грозно в дюнгюр ударяя, зазывая бесов-адьараев из других миров. Истерзали прекрасную плоть юной девы демоны и бесы…
Погибла красавица удаган, вступив за черту шаманских ограждений, нарушив нерушимую грань между Жизнью и Смертью, заселив в душе непокорной земную любовь, и расплата была жестокой кровавой…
Такова легенда, переданная в поэме Дмитрия Давыдова - известного «сибирского баяна», как впоследствии его называли.
Есть еще одна легенда, услышанная мной от отца – учителя якутского языка и литературы Павлова Прокопия Алексеевича, который интересовался историей и преданиями своего родного края. Мой родной улус Вилюйский граничит с Жиганским улусом, поэтому и у нас сохранились легенды о «северных старухах» - об удаганах из Жиганска.
Эта легенда, может, родилась чуть позже, но этого никто уже и не знает:
«Близ острога Жиганск, который потом стали именовать городом, в те далекие дни, когда острог только основался, жил именитый и сильный ойуун саха из древнего шаманского рода эдьээн по имени Кюнкюй. Было у него две дочери, они были близнецами. У ойууна Кюнкюйэ никогда не было жены и как у него появились две девочки, две единокровные дочки, как он их называл, тайна покрытая мраком. А девочки были ясноглазые, глубокий медовый взгляд светлых бездонных глаз будоражил сердца людей, волосы девочек цвета старого золота тоже вызывали смятение у сородичей ойууна. Девочки были на редкость красивы, были похожи друг на друга как две капли воды, только у одной над губой была красивая родинка. Они были похожи на детей от смешанного брака.
Среди сородичей Кюнкюйэ ходили тайные слухи, что ойуун когда-то ездил далеко в город, там он год лечил молодую жену богатого купца от неведомой странной болезни, будто эту красивую юную женщину мучили какие-то нечистые духи. Некоторые сказывали, что между шаманом и купеческой женой случилась любовь и родила она от молодого красивого шамана двух дочерей-близнецов, но по велению мужа отдала их Кюнкюю – родному отцу детей. Иные говорили, чтобы изгнать злых духов, вселившихся в тело русской красавицы, ойуун Кюнкюй пометил женщину как свою, вступив с ней в любовную телесную связь, чтобы духи из иных миров, почувствовав в женщине дух и запах шамана, ушли навсегда из ее тела и души.
Много тайн и загадок было вокруг двух красивых сестер с момента их появления в этом бренном мире. Ойуун Кюнкюй нарек дочерей двойными именами, ту, что с родинкой над верхней губой – Аграфеной-Тунах, а другую – Анастасия-Мэнэкэй. Аграфена-Тунах была на редкость умной, мудрой девочкой со светлой нежной и любящей душой. Спустя года, она стала знатной удаган. А Анастасия-Мэнэкэй была бесноватой и горделивой. Мэнэкэй тоже стала шаманкой, но в этом была еще некая тайна. Девочки были очень дружны, везде ходили как нитка за иголкой. Аграфена заботилась о сестре, баловала, по доброте души все лучшее отдавала Настасье.
Когда красавицы выросли, стали свататься лучшие тунгусские хосуны. Но девушки не торопились замуж, их ждала иная участь. Отец обучал их шаманскому искусству, свыше больше удаганской силы было дано доброй и скромной Аграфене, но иная мощная сила была и у гордой своенравной Анастасии.
Один странный день переменил судьбы красавиц-шаманок. Приехали в острог Жиганск государевы люди. Где-то далеко-далеко, за тридевять земель, жил царь-солнце и к нему собрались лучшие тойоны из родов саха, эти люди задумали везти к царю шаманов знатных и удаганов именитых. Суждено было Аграфене-Тунах ехать в далекие края, в неведомые места. Уехала красавица и не вернулась. Тойоны приехали обратно, а молодую шаманку оставили при дворе царя.
Как гласит легенда, Аграфена часто приходила к сестре Настасье во сне и наяву, сестры держали магическую связь до смерти Аграфены. По словам Анастасии-Мэнэкэй, Аграфена утонула в далекой холодной реке Нева, она была на тайной службе у царя и царицы. Была ли эта весть бесноватой странной шаманки, сестры-близнеца Аграфены, истинной, никто уже не знает. Но после смерти своей сестры, Мэнэкэй сказывала, что душа Аграфены пришла в родные края и заселилась на острове Столб…
Судьба второй сестры была сложной и полной печали. Тунгусский хосун Чоруода воспылал страстью к своенравной красавице шаманке Анастасии-Мэнэкэй. Получив несколько раз отказ, хосун-витязь задумал черное дело. Убил престарелого шамана и силой увез прекрасную Настасью, насильно сделал своей женой. Вскоре в эти северные края пришла черная болезнь-оспа, и род Чоруоды весь вымер. Настасья-Мэнэкэй чудом выжила и вернулась в родные места. Стала шаманить, колдовать, снискала уважение людей. Вскоре после предполагаемой смерти Аграфены-Тунах в дальних краях, Мэнэкэй стала называть себя Аграфеной, объясняя это тем, что дух умершей сестры вселился в нее. И стала жить она на острове-горе Столб. Согласно мифу, с этих времен Настасья переменилась, стала совсем иной, добрее, улыбчивее, скромнее и лик ее сиял по-иному, глаза светились ясным огнем, будто и правда, душа прекрасной и доброй Аграфены-Тунах обрела пристанище в теле сестры-близнеца. Люди стали называть ее «Северная старуха», иные начали даже величать Аграфеною, так Настасья стала жить недопрожитой жизнью своей сестры Аграфены.
Умерла Анастасия-Аграфена в весьма преклонном возрасте и, как говорят легенды, покоится ее прах на острове-горе Столб, что высится на реке Лене. Для благополучного проезда по Лене путники и по сей день приносят дар Аграфене, делают маленькие берестяные лодочки, кладут в них бусы, бисер, пищу, и спускают на реку, и эти нехитрые подарки всегда доплывают до ее острова…».
Таковы мифы о загадочной и таинственной удаган из северных краев.
«Над Жиганской Аграфеной
Вечно облако стоит;
А над ней клубяся пеной,
Лена жалобно шумит,
Много лет, как прах шаманки,
Глубоко в Земле лежит…» - так гласит и удивительная поэма Дмитрия Давыдова о прекрасной удаган, женщине с таинственной судьбой, что стала основой целой череды загадочных старинных мифов.
Мистический образ Дев удаганов еще полностью не изучен этнографами. Но одно ясно, что в этом образе нашли отражения исконные мировые знания, которые перекликаются во всей мифологии древних цивилизаций, доказывая единство культурных истоков человечества.
За туманами веков уже не разглядеть события минувших столетий. Все, что предано забвению, для последующих поколений становится нераскрытой тайной, облаченной в мифы и легенды. Мифы и легенд.ы, предания и сказания – это и есть летопись ушедших времен.
Варвара Корякина
Март месяц по старинным верованиям саха – месяц Конского Божества Дьөһөгөй.
С древних незапамятных времен у предков саха существовал особый Культ почитания Конского Божества. У саха Культ коня сохранил такие черты, как наличие особого божества коневодства Дьөһөгөй. Айыы, а также жертвоприношения или посвящения коней (ытык) Высшим Божествам.
Проводился обрядовый праздник с 21 по 23 марта, это был праздник возрождения и пробуждения природы, праздник мужского начала. Он обычно посвящался Божеству Дьөһөгөй, олицетворяющему мужское начало Мироздания. Образ этого Божества очень своеобразный, в нем отражается и Культ почитания Солнца. В мифах и легендах сохранились некоторые сведения о том, что в это время в древности проводился особый культовый обряд «Кыйдааһын ыһыаҕа», когда знатные роды саха посвящали табун белоснежных лошадей Белым Светлым Божествам. Этот табун гоняли на восток, где восходит Божественное Солнце, три всадника в белоснежной одежде на конях молочного окраса. Туом этого обряда совершали три Белых Шамана.
Связь коня с божествами отразилась и в фольклоре.
В ранних вариантах олонхо конь выступает в качестве предка (олонхо «Сын Лошади»). В более поздних вариантах конь-посланец божеств. Здесь конь выступает в трех ипостасях: конь-предок, конь-покровитель, вещий конь. В якутской мифологии также существует сопоставление Неба и Земли в виде «кони – рогатый скот», которое связывает рогатый скот с землей (Нижним миром), а коня с небом (Верхним миром).
Обожествление коня было связанно в мифологии с его мастью. Различение по масти и выделение священных мастей коней у кочевников Центральной Азии известно с глубокой древности. Например, у хуннов священной считалась белая масть. Масть служила отличительным признаком даже при ведении войн. У хуннов были соединения конников, подобранные по масти. Их расположение в воинском строе соответствовало цветовым обозначениям сторон света, согласно которому запад символизировал серо - голубой цвет, юг – красный, север – черный, восток – белый.
В обрядах жертвоприношений или посвящений масть приобретает ритуальный характер. У саха каждому божеству посвящался скот определенной масти. Улуутуйар Улуу Тойону приносили в жертву беломордую лошадь рыжей масти. Юрюнг Аар Айыы Тойону и всем Белым Божествам посвящали белого коня. Темным силам давали на заклание конь черной масти.
Культ Конского Божества во многом определил материальную культуру древних саха. Много прекрасных изысканных творений прикладного искусства появились в связи с этим древнейшим культом.
С Культом Коня связана символика сэргэ – коновязей.
Коновязи сэргэ являются одной из составляющих частей материальной культуры народа саха, поэтому приобретают ценность исторических памятников. По древним верованиям каждая сэргэ имела своего духа иччи – Хаан Тюсюмэр Тойон.
Коновязи – сэргэ достаточно разнообразны: они варьируют по размерам, форме, художественной отделке в зависимости от того, где был столб поставлен, для чего предназначался.
Выделяются три группы сэргэ:
Надворные коновязи - это сэргэ, стоящие у жилых домов и использовавшиеся по прямому назначению для привязывания коня.
Культовые сэргэ – коновязи, пользовавшиеся при проведении культовых, религиозных обрядов.
Ритуальные сэргэ - коновязи, устанавливаемые на традиционном празднике Ысыах
Сэргэ изготавливали из толстой части ствола лиственницы, очищенного от коры. Перед установкой нижнюю часть сэргэ для предохранения от сырости обертывали берестой. Водружали сэргэ сразу же по окончании постройки жилища. Высота столба над уровнем земли достигала 2-2,5 метров. Количество столбов было различным, но обязательно нечетным, вероятно, это связано с тем, что все нечетные числа имели прямое отношение к Небу. Из них особенно выделялось число 3.
В старину на дворах богатых и знатных хозяев было много различных сэргэ, так как каждая свадьба, рождение ребенка, посещение почетного гостя и многие другие события сопровождались установкой особого сэргэ.
Обычно сэргэ устанавливали перед входом в дом, с восточной стороны, навстречу солнцу в ряд.
Впереди ставили три почетных столба:
Южный столб считался первым, главным и предназначался для коней почетных гостей.
Средний – гостям среднего достатка, а также к ней привязывал своего коня хозяин дома.
Третий – задняя коновязь - для низшего ранга гостей и прочих членов семьи.
Оригинально и нарядно выглядели «тойон-сэргэ» - «господин - коновязь» и «улуу сэргэ» - «великая коновязь». Они от всех коновязей отличались массивностью и богатством отделки и представляли собой нечто вроде обелиска, воздвигаемого в честь хозяина усадьбы или в память его предков. Основным мотивом этих монументальных столбов служил образ человека, но в весьма схематичной и грубой трактовке.
Существовала и другая разновидность коновязей. Эти коновязи отличались более сложным устройством: два, реже три столба соединялись двумя перекладинами, пропущенными через отверстие в них. В старину саха привязывали к верхней перекладине этого комплекса из нескольких сэргэ лошадей, к нижней перекладине – быков. Такие коновязи устраивались обыкновенно перед домом, упряжной скот привязывали только к этой коновязи.
Существовали и самые простейшие коновязи. Они также ставились возле дома и представляли собой вычищенную от коры верхнюю часть дерева с двумя – четырьмя развилками. Высота доходила до 1,5 м.
Гордостью любой усадьбы является сэргэ невесты. Весь ствол этой коновязи украшался барельефной геометрической резьбой, а верхняя часть – кумысной посудой или лошадиной головой. По обычаям саха, при приезде невесты в дом жениха необходимо было поставить новую коновязь. Невеста объезжала сэргэ три раза, и каждый раз угощала духов, наливая кумыс в сосуды.
Иногда сэргэ невесты или сэргэ деторождения делали маленьким и непривлекательным, а если это был солидный, узорчатый сэргэ, то в ночь перед свадьбой накрывали старым одеялом. Это делалось для того, чтобы сэргэ не заметили злые духи, не навредили молодым, будущему потомству.
Сэргэ, посвященные завершению строительства дома, назывались «терут сэргэ». Они возводились во время новоселья. В некоторых местах эта коновязь охранялась от злых духов специальным рогатым столбом, стоящим с северной стороны.
Коновязь, поставленная во время проведения обряда рождения ребенка, в основном сына – первенца отличалась особым декором.
Сэргэ в старину трактовались как прототип мифологического Мирового Древа, они охраняли дом от нечистой силы, приносили удачу, счастье в дом.
В настоящее время надворные коновязи трактуются как символ гостеприимства, счастья, семейного благополучия.
Замечательным творением народного декоративно - прикладного искусства, связанным Культом Коня, является праздничное убранство верхового коня. Конское убранство имеет информационное значение, все богатство и изысканность говорят о владельце многое. Также убранство имеет охранную функцию. Все узоры и металлические детали оберегали владельца и коня от влияния злых сил. Также красота конского убранства притягивала добро и удачу.
Красота рождает приятные чувства, а положительные эмоции создают в мире благоприятные вибрации. Как целый комплекс украшений ансамблевого характера, включающий искусную работу кузнецов, мастеров-ювелиров, мастериц шитья, конское убранство состоит из таких элементов:
• два кычыма - боковые покрывала;
• чепрак – большое покрывало на круп коня;
• седельная накидка – лэпсэ;
• украшение конской сбруи и седла.
Все детали конского убранства отличались разнообразием декора. В украшениях применяли бисер; крупные бусы, серебряные и медные бляхи и детали.
Центральным орнаментальным мотивом является лировидные и сердцевидные узоры, нередко в одной вещи встречаются сочетание и тех, и других. Они символизируют процветание, достаток, изобилие и небесное покровительство. Два крайних бордюра шились из сукна контрастных цветов: красного и черного. На втором, близком к центру, бордюре тоже часто наносился орнаментальный мотив, в зависимости от техники декоративного оформления: то растительный, то геометрический.
Форма чепраков в основном трапециевидна, с двумя-тремя удлиненными выступами в широкой части, на концах которых непременно нашиваются кисти из ровдуги с металлическим и бисерным декором у основания. Кисти нашиваются и с двух боковых сторон. Всего кистей на одном чепраке от пяти до девяти.
Форма кычымов представляет трапецию без выступов. Кисти для них необязательны. Принцип декора тот же, что и в чепраках.
Наряду с чепраком и кычымами бытует седельное покрывало – лэпсэ. Оно вытянутой пятиугольной формы. Если внимательно приглядеться, то вся срединная композиция лэпсэ напоминает стилизованную маску зверя с двумя глазами, и раскрытой пастью с рядами зубов. Зооморфный характер декора лэпсэ объясняется тем, что первоначально седельными покрывалами служили, очевидно, шкуры, снятые с голов крупных тотемных животных: оленя, лося, медведя, коня. Позднее, по утрате первоначального магического и тотемного смысла, заменяя их другим материалом, сохраняли маску зверя в виде декоративного узора, который имел магическое значение и являлся мощной защитой от всякого негатива.
Разнообразно и щедро украшали серебром, цветными металлами и разноцветным бисером конскую сбрую. Конь с такой сбруей являлся обязательным приданым. Сложный процесс работы сопровождал изготовление серебряной пластинки для оковки передней луки седла. Особенно женские седла отличались большими размерами луки. Она имела четырехугольную форму. Такая форма не встречается ни у одного народа современности. Большинство лук женских седел украшалось изображением льва и единорога. Эти серебряные пластинки отражали негатив, также впитывали в себя солнечный свет и символически освещали путь, оберегая от темных сил. А задняя лука у большинства седел покрывалась растительным или геометрическим орнаментом. Они также охраняли путника от невзгод.
Узда и недоуздок украшались серебряными или медными пластинками, почти не оставляя свободного места. Пластинки гравировались геометрическим орнаментом.
Обязательной принадлежностью лошади для невесты являлся красиво оформленный науз. Он привязывался к недоуздку по шее лошади. Верхняя половина представляла собой серебряный колокольчик, украшенный гравированным растительным орнаментом. К нижнему краю колокольчика прикреплялись два три ряда трапециевидных пластинок, также из серебра. Науз внутри наполнялся медвежьей шерстью, образуя внизу бахрому длинной примерно 4-5 см.
Необходимой принадлежностью являлась плеть, рукоятка которой обматывалась гравированной серебряной лентой. Вся эта украшенная конная сбруя передавалась в наследство и служила показателем достатка и богатства семьи, охраняла семью от всякого зла.
Необыкновенная красота и изящная изысканность конного убранства олицетворяла великолепие окружающего мира, добро, даруемое щедрыми божествами, утонченность внутреннего мира человека, создавшего это прекрасное творение. Человек, умеющий создавать и понимать красоту, не может быть злым и коварным. Наши предки знали, что красота творит добро. Красота образует в пространстве положительную вибрацию и притягивает только добро.
Культ конского божества Дьөһөгөй отражался везде. Столбы, составляющие остов урасы, изготовлялись в виде коновязей - сэргэ. Древние надмогильные сооружения завершались коконами с рельефной передачей верхней части лошади. Перекладины центрального столба юрты оформлялись в виде конской головы. Считалось, что «голова лошади» оберегает дом от злых духов.
В атрибутику Белых Айыы Шаманов входила шапка, изображающая голову коня.
В образе коня символически отражались культ солнца и культ неба – основы древней исконной «религии» саха – светлой «религии» Добра и Света. Этот культ Коня имеет глубокий философский смысл.
Древние саха знали о мощной позитивной целебной энергетике коня, способной уравновесить психическое состояние человека. Все, что дает лошадь целебно. Вещи, сплетенные из конского волоса способны очистить биополе и излечить ауру человека. Кобылье молоко – особый целебный продукт, а конское мясо – ценный продукт, содержащий все микроэлементы, необходимые организму человека. Махалка - дэйбиир, изготовленная из конских волос, способна очищать ауру человека, уравновесить ее. Это знание предков сохранилось и по сей день помогает потомкам.
Варвара КОРЯКИНА,
ведущий библиотекарь отдела краеведческой литературы Нерюнгринской городской библиотеки
