Новые условия для новых губернаторов Дальнего Востока

Вариантов множество: изначальный патернализм населения региона, представление о собственной исключительности, воздействие извне, плохие губернаторы. С какими-то положениями можно согласиться, по поводу каких-то можно только пожалеть время, затраченное на их прочтение. Но главным, на мой взгляд, здесь является то, что сегодня говорить нужно не о том, почему так проголосовали или как проголосуют жители двух дальневосточных субъектов федерации (событие уже произошло), а что из этого следует? Попробуем подумать вместе.

Начнем с простого: что изменилось?

Главы региональных администраций уходящей эпохи «вертикализации» всей страны в минимальной степени ориентировались (и ориентируются) на коммуникацию с населением возглавляемых ими территорий. Причина очевидна: сохранение положения и дальнейшая карьера губернатора, особенно дальневосточного губернатора, в минимальной степени зависели от того, как к нему относятся «на местах». Гораздо важнее было его положение в столичных коридорах власти, четкое (и в срок) исполнение поручений свыше, вне зависимости от того, насколько они соответствовали интересам территории. Строптивые или непонятливые региональные лидеры постепенно сходили со сцены. И к настоящему моменту их практически не осталось.

В отличие от губернаторов 90-х, которые были хозяевами своих территорий, новые губернаторы были федеральными чиновниками среднего уровня (несколько повыше, чем завотделом министерства, пониже замминистра, а где-то и начальника управления влиятельной федеральной структуры). К его реальным функциям относилось только распределение части трансфертов, идущих в регион из федерального бюджета, контроль над региональной «социалкой». Да, собственно, и все. Именно поэтому так часто на этой должности оказывались «эффективные менеджеры», не умеющие управлять, но вполне справляющиеся с администрированием выделенных средств.

Но была у глав регионов еще одна неявная функция: служить громоотводом для всех непопулярных в регионе решений власти. Как правило, здесь спасал PR. Если же не спасал, губернатор менялся, что несколько снимало напряжение. На Дальнем Востоке реализацию PR функции приняло на себя Минвостокразвития. В результате она тоже оказалась ориентированной вовне. Зазор между имиджем региона и самоощущением жителей и оказался фатальным. По словам респондентов при опросе в Хабаровском крае, пика недовольство достигло, когда губернатором были озвучены зарплаты краевых бюджетников, четко соответствующие указам президента, но не очень соотносящиеся с кошельками жителей.

Новые губернаторы, оказавшиеся в этом кресле без особого стремления к оному, попали в сложное положение. Причем, далеко не только они. Сходное положение складывается в большей части субъектов ДФО и не только. И действующие главы это прекрасно понимают. Совсем не случайны «безвременные» отставки губернаторов «по собственному желанию». Все более очевидной становится ситуация, когда игнорировать настроения населения не выходит. Оно выходит на поверхность, становится значимым фактором политического (по крайней мере, электорального) процесса.

Конечно, можно просто отменить выборы губернаторов или сделать «фильтры» на выборах еще жестче. Но в этом случае негатив, сегодня конденсирующийся в регионе, выплеснется на федеральный уровень. Последствия это «выплеска» могут оказаться существенно более неприятными, чем неправильные выборы. Но и учесть интересы населения отнюдь не просто. В течение более чем десятилетия выстраивалась структура, предполагающая отстранение населения от участия в политическом процессе в обмен на активную социальную политику, дотирование регионального бизнеса с правильным поведением и т. д. Под эти условия выстраивались управленческие механизмы федеральных министерств, контрольных структур. Появление «народных губернаторов», которые работают с учетом мнения населения, в интересах этого населения, а не администрируют федеральные трансферты, нарушит всю эту систему, и без того громоздкую и не особенно эффективную.

Можно, конечно, «наказать» неправильные регионы. Еще несколько лет назад это была бы страшная угроза. Сегодня финансовый поток из центра все более усыхает, да и оставшаяся часть идет, в массе своей, мимо жителей территории. Да, и слишком явное «наказание» населения способно лишь усилить негативные настроения. Наверное, можно предположить, что меняться должны механизмы управления федерального уровня с учетом нового положения дел. Но и здесь все совсем не просто.

Во-первых, дифференциал силы сегодня смещен от экономических к силовым структурам, от регионального у федеральному уровню. Соответственно, сильным предлагается поменяться. Захотят ли они без крайней, жизненной необходимости? Совсем не факт. Вполне может возникнуть искушение поиграть силовыми и административными методами. Тем более, что до самого недавнего времени эти методы давали замечательные результаты. То, что издержки от принятия такого решения будут много выше, чем бонусы, еще нужно осознать.

Во-вторых, идея, что есть некий один фактор или общий набор факторов, который вызывает недовольство, на мой взгляд, имеет косвенное отношение к реальности. На гигантской территории с очень разными условиями и факторы эти очень разные. Существующие (легальные и неформальные) механизмы анализа этой разности не показывают. Экспертные оценки учитываются только, если исходят от особой категории экспертов, именуемых «обоснуи» (обосновывающие уже принятые решения). Выходит, что различия эти просто неизвестны людям, принимающим решения. Или, по крайней мере, представляются им малосущественными.

По логике вещей, пространством, позволяющим учесть и артикулировать эти различия, выстроить управление с их учетом, должен быть парламент. Но особенности формирования парламента таковы, что он тоже оказывается не столько собранием представителей территорий, сколько федеральным уровнем не только власти, но и восприятия реальности. Молчащая реальность регионов и становится в этом варианте источником потенциальной угрозы для власти. По крайней мере, источником возрастания неопределенности.

Здесь и может возникнуть новая востребованность губернаторского корпуса. В новых условиях, складывающихся на наших глазах, губернатор из средней руки администратора может превратиться в гораздо более значимую фигуру – медиатора между населением и властью, артикулятора интересов населения. Сам же губернаторский корпус и становится тем политическим пространством, где разная Россия договаривается о принципах совместной жизни, становится единой страной, скрепленной не вертикалью власти, но общими интересами и договоренностями.

Это не быстрый и совсем не простой процесс. Полномочия губернаторов в этом случае должны увеличиться, а контроль над ними несколько ослабнуть. Более того, я (как человек с определенными представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо) совсем не уверен, что результат мне понравится. Просто есть уверенность, что остальные варианты развития событий еще хуже или еще сложнее.

Конечно, новые губернаторы могут попробовать встроиться в существующую вертикаль, воспроизвести прежнее положение дел. Но здесь есть возрастающий риск, что такой губернатор окажется не главой региона, а главой регионального «Белого дома» и людей, в нем находящихся. В этом варианте смысл его деятельности ставится под вопрос, а регион будет продолжать утекать от ока власти в «теневые сферы», превращаться в невидимку, «взрываясь» в самый неподходящий момент.

Леонид Бляхер, профессор, зав.кафедрой философии и культурологии Тихоокеанского государственного университета, доктор философских наук.

Источник: EastRussia.