В чем секрет «китайского чуда» и станет ли Россия «придатком Китая»?

«Научное развитие — стержень политики коммунистического Китая»

— Китайская народная республика — единственная страна, которая смогла построить капитализм под знаменами коммунизма. Многие экономисты левого толка в России приводят это как пример упущенной возможности для России. А в чем слабые места такой модели?

— Экономисты левого толка в России уверены, что такая модель дает максимальное преимущество именно благодаря централизации. Но если поговорить с самими китайцами, то они скажут, что делали то, что делают во всем развитом мире: децентрализовали экономическую сферу жизни до такой степени, пока это не привело к успеху. Китайцы проводили структурные реформы. Но делали это аккуратно и писали об этом только после того, как каждая проведенная мера доказывала свою успешность. Соответственно главный вопрос дискуссии, почему реформы в Китае стали успешными, это вопрос децентрализации. Сегодня экономика в Китае децентрализована существенно больше, чем в России.

Да, действительно в Китае авторитарная власть. Но именно она и предоставила китайцам возможность реформировать экономику. Последние аналогичные бурные реформы, нацеленные на децентрализацию экономики, были, пожалуй, только в конце XIX века, правда, на других условиях и с существенным участием Запада. То есть государство в Китае играло не роль централизующей силы, а лишь направляющую стратегическую роль. Второй экономикой мира Китай смог стать именно благодаря умелой экономической децентрализации.

— Экономика Китая падает. Например, национальная статистическая служба Китая сообщила, что в августе темпы роста промышленного производства Китая замедлились до минимума за 17 лет. На ваш взгляд, это начала заката эпохи «китайского чуда» или временные неудачи?

— Модель, которая привела к успеху экономических реформ в КНР, базировалась на исключительных внешних условиях. Это распад биполярной системы, исчезновение с мировой арены Советского Союза, появление полицентричного мира и получение неограниченного доступа на мировые рынки. И за счет этого Китай смог стать сборочным цехом мира. Китай, производя продукцию на основе дешевой рабочей силы, получил возможность продавать ее по всему свету, в том числе и прежде всего в богатых западных странах.

Но эта ситуация подходит к концу. Поэтому, когда мы говорим о замедлении экономического роста, мы должны понимать, что та модель, на основе которой успешно работала китайская экономика до последнего времени, сошла на нет. Для дальнейшего необходима новая модель. И Китай уже этим занимается. До конца она еще не разработана по той причине, что Китай не может полностью опираться на внутренний спрос из-за большого сегмента бедного населения. Китай, с одной стороны, пытается создать возможности для усиления внутреннего спроса, а с другой стороны, продолжает внешнюю расширительную экономическую политику. Сможет ли он это сделать, вопрос риторический. Яркий пример, почему эта политика себя исчерпала — это торговая война с США.

Но главное преимущество Китая заключается в том, что у него здоровая и сильная экономика. Это положение взято за основу американской администрацией. То есть ему уже не нужен торговый профицит, а значит, его можно сократить. И это хорошо понимает китайское руководство. Поэтому в целом в вопросе о торговой войне и тарифах обе стороны ищут компромиссы. Не нужно думать, что Китай пойдет до конца, будет воевать и так далее. Нет, будут вестись переговоры по всем важным торгово-экономическим позициям, чтобы обеспечить присутствие Китая в максимально благоприятной и выгодной для него форме на американском высококонкурентном рынке.

— Как вы оцениваете возможность смены политического режима в Китае? Если идеология в некотором смысле является формальностью, тогда что может заставлять китайцев жить в условиях однопартийной системы и отсутствия демократии?

— Современный китайский режим нельзя ставить в один ряд ни с советской моделью, ни с той политико-экономической программой, которую сегодня предлагает КПРФ. Китайская модель десоветизирована, максимально точно учитывает внешнюю конъюнктуру и новые внутриполитические условия Китая. Тоталитарная модель политического управления периода правления Мао Цзэдуна давно уже была трансформирована в модель высококонкурентного просвещенного авторитаризма. Еще когда существовал Советский Союз, в решениях Коммунистической партии Китая было записано, что современная эпоха — это эпоха мира и развития. Несмотря на то что сегодня ситуация в мире усложнилась в высшей степени, это положение не было дезавуировано. Китайцы все равно полагают, что продолжается эпоха новых возможностей, в том числе и для совместного успешного экономического развития.

Да, сегодня у китайского политического режима есть внутренние сложности, внутри партии существуют разные взгляды по поводу темпов развития и характера дальнейших преобразований, но самое главное — экономическая политика успешна. Произошли колоссальные изменения, которые повлияли на положение народа в лучшую сторону. И во всех решениях съездов коммунистической партии Китая это записано. И не просто записано, а подтверждено конкретными делами. Сегодня китайское население обладает невиданными возможностями для развития по сравнению с прошлым. Китайские компании совершенно спокойно идут и в Европу, и в Африку. Есть сложности в США, но опять же не со всеми компаниями. Почему Китай смог достигнуть таких успехов? Потому что за этим стоят научные разработки. В материалах XVIII съезда КПК главный тезис — это развитие на основе науки, научное развитие — стержень политики коммунистического Китая.

«В России сегодня многие не понимают, как устроена китайская экономика. Даже на уровне министра»

— В мае 2014 года президент России Владимир Путин вместе с представителями крупного бизнеса совершил визит в Шанхай. В результате поездки были заключены многомиллиардные договоры. Этот визит можно считать поворотом на Восток на практике. На ваш взгляд, насколько серьезен этот «поворот» с точки зрения политических отношений? Станут ли экономические отношения фундаментом для политического союза России и Китая?

— Поворот на Восток связан не только с кризисными явлениями в мировой экономике, с обострением отношений с Западом, с санкциями и так далее. Это связано с тем, что страны Востока в целом осуществили экономический прорыв и стали догонять по уровню жизни развитые западные страны. А некоторые даже и превзошли, — к примеру, Сингапур, который не зря называют азиатской Швейцарией. На Востоке, и особенно в Восточной Азии, есть огромный рынок для российской продукции, и это необязательно нефть, газ, металлы и другие ресурсы, но и высокотехнологичная продукция.

Следующий мотив поворота на Восток связан с тем, что целесообразно было бы присмотреться к тем экономическим моделям, которые реализуют эти страны. Они действительно сумели на протяжении одного поколения поднять уровень жизни без всяких насильственных мобилизаций, больших скачков, прорывов и так далее. И сегодня представители восточных стран уже не чувствуют себя ущербными по сравнению с жителями западных стран, как это было еще 70 лет тому назад.

— Не слишком ли однобокий этот поворот? Основной интерес Китая к России сосредоточен в сырьевом секторе: нефть, минеральное топливо, древесина. А что еще мы можем предложить нашим восточным партнерам? Не ставит ли себя Россия тем самым в положение сырьевого придатка?

— Реализовать эту политику — это наша задача и задача тех условий, которые существуют в нашей политике. Вероятно, она нереализуема в том варианте, как это изначально задумывалось. Если идет в основном торговля ресурсами, то, конечно, теряется смысл делать что-то сложное. Легче продавать нефть и перераспределять ресурсы. Конечно, сложившаяся ситуация таит в себе опасность для российско-китайских отношений. В России поставлена задача к 2024 году нарастить двусторонний внешнеторговый оборот до 200 млрд долларов в год. Но возникает вопрос, за счет чего он будет достигнут за такое короткое время?

Но этот вопрос шире, чем отношения с Китаем. Когда начинался конфликт с Западом, наши политики говорили, что мы разработаем альтернативную внешнюю политику, чтобы уйти от доминирования Запада. Если поворот на Восток — это и есть альтернативная политика, которая также ставит Россию в зависимость от других стран, тогда возникает вопрос к нашему экспертному сообществу. Выходит, либо их советы неправильные, либо управленческая элита не принимает их советы.

Самое главное отличие российской модели от китайской в том, что там государство активно помогает бизнесу, с точки зрения создания условий. Еще при Цзян Цзэмине был введен принцип «трех представительств»: если ты успешный бизнесмен, то совершенно ясно, что ты патриот, потому что ты работаешь на благо родины. И эти люди стали вступать в партию и поддерживать ее политику. В России это не так. У государства к предпринимательству очень много претензий.

Что мы можем предложить китайцам взамен? Вопрос в том, что сегодня предлагать, кроме того, что само появляется в природе, особого смысла нет. Если сравнить законодательство в области инноваций разных стран, то в той же Америке изобретатель получает материальную выгоду от достижений своего труда. И китайцы сейчас делают ровно то же самое, они максимально переняли у США методы привлечения талантливых людей и поощрения их работы. Молодые специалисты, прежде всего китайцы, которые получили образование в высококлассных зарубежных университетах и опыт в иностранных фирмах, едут работать в Китай. Потому что там им создают такие условия, которые они никогда не получат в России. И, конечно, там нет тех вещей, которые сегодня есть, например, в российской образовательной системе, — это ярмо отчетов, формализация и так далее. Ты учи и будь на мировом уровне — вот все, что от тебя требуется. Есть масса показателей, которые позволяют измерить такую активность. Зачем огород городить?

— Российские чиновники любят ставить Китай в пример россиянам. Причем нередко делают это с неким с менторством, подчеркивая свое отношение к россиянам, как у ущербным и отсталым. Например, несколько месяцев назад министр экономического развития страны Максим Орешкин во время Второго Столыпинского форума выступил с призывом пожертвовать настоящим ради «светлого» будущего, приведя в пример Китай. Цитирую, как именно он понимает экономическую политику Китая: «Это осознанная политика — жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос. Поэтому экономический рост, хотя все думают, что это что-то приятное, на самом деле, болезненный процесс. Спортсмены говорят: no pain, no gain (нет боли — нет успеха). То же самое касается экономики». Насколько адекватны такие представления о Китае и насколько китайская модель применима в России?

— Китайцы подготовили новую когорту экономистов, которые адекватно понимают, как функционирует мировая экономика. Что касается наших экономистов, то, насколько я могу судить по их заявлениям, они больше руководствуются политическими соображениями. Успех китайцев не в том, что они применили централизацию, провозгласили прорыв или очередную мобилизацию, а в том, что они децентрализовали и раскрепостили экономическую жизнь до такой степени, которой ранее в Китае не было. И у нас такой децентрализации не было и тем более нет сейчас. Даже в 90-е годы цены отпустили, все стали торговать без особых ограничений, а наша «шоковая терапия» просто легализовала уже де-факто существующую ситуацию. Поэтому сегодня не китайцы едут к нам за товаром, а наши предприниматели едут в Китай за товаром и потом здесь его продают.

Теперь по зарплате. Китайцы занимаются диверсификацией экономики. Приведу пример. В одном из городов Италии еще в конце 1980-х годов было принято решение закрыть завод по производству мопедов. Просто потому, что эти модели уже прошли разные модификации и осовременивать их далее уже было нельзя. Но разбирать этот завод и утилизовать его было дорого. Тогда китайцы предложили итальянцам продать им завод. Те продали, китайцы разобрали по винтику и перевезли к себе в страну. Наши экономисты спрашивают: а зачем вы это сделали? Китайцы отвечают, что хотя это и устаревшие модели, но мы за счет этого можем насытить спрос, создать новые рабочие места, и вообще в некоторых городах люди все еще на велосипедах ездят, а пересядут на мопеды. Такая политика прошла несколько этапов. Но сегодня китайцы в основном уже передвигаются на электромопедах, а на юге есть города, где с двигателями внутреннего сгорания только приезжающие извне такси, все остальное электрифицировано, а между городами идут высокоскоростные поезда.

Сегодня зарплаты в Китае стали значительно выше. Особенно на Юге, где они в некоторых отраслях экономики почти достигли среднемирового уровня. Это, кстати, стало одной из причин, почему США ввели торговые пошлины. Китайцы стали отдавать производство своей продукции в бедные северные вьетнамские провинции, то есть их себестоимость стала вновь стоить копейки. Тут-то Трамп и его коллеги и сказали, что Китай уж стал развитой и сильной экономикой, зачем ему еще дополнительные деньги от продажи такого рода товаров, и ввели на них дополнительные тарифы, если они поставлялись на американский рынок.

Что касается непосредственно заявления Орешкина, то в Китае никто не собирается жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос, надрывать сегодняшнее поколение во имя мифического будущего, которое в таком случае может и не наступить. Но задача достигнуть уровня «сяокан» — среднего уровня зажиточности по мировым стандартам — поставлена. И мне почему-то кажется, что она будет выполнена в срок. Потому что никто из китайцев не считает жизнь болезненным процессом, а экономику — нуждающейся в упражнениях мазохистского типа по примеру «нету боли, нет успеха». Главное — планомерно двигаться вперед, пусть понемногу, но вперед, через неизбежные трудности, но вперед, без шараханий и шапкозакидательства. Продуманно, без надрыва пупка, на основе научных разработок и научных рекомендаций. Но для этого китайцы сначала подготовили когорту высококлассных экономистов и применяли в масштабах всей страны только то, что уже оправдало себя в специальных экономических зонах.

Поэтому в России сегодня многие не понимают, как устроена китайская экономика. Даже на уровне министра. Вообще сложилась уникальная ситуация: в правительстве сегодня нет настоящих китаеведов, которые бы могли адекватно доводить до сведения чиновников, что происходит в Китае. А, например, в царской России были особые совещания по Китаю, все чиновники собирались под председательством императора. Китай для России имеет колоссальное значение со всех точек зрения. Разве сегодня его значение меньше, чем в XIX веке?

— Считается, что если будет построен газопровод «Сила Сибири», то Китай станет одним из крупнейших покупателей российского газа после запуска, заменив России Европу. Однако, например, партнер и старший аналитик консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин считает перспективы данного проекта призрачными. По его словам, для китайских чиновников этот проект лишь запасной вариант, а для России он может окупиться лишь к 2048 году при успешной реализации. Насколько серьезны такие опасения? И не выходит ли тогда так, что не столько Китаю нужна Россия, сколько России — Китай?

— Торговля энергоресурсами — это достаточно высокотехнологическая отрасль, поскольку связана с развитием сопутствующих отраслей. Поэтому не стоит полагать, что мы просто перегоняем наши природные ресурсы в Китай. Другое дело — насколько велика доля продуктов нефтепереработки в нашем энергетическом экспорте в Китай. Что касается китайцев, то обеспеченность энергоресурсами для них важна. Но они диверсифицируют свои источники поставок — и с Ближнего Востока, и из Центральной Азии. Поэтому политика в целом правильная, если она экономически просчитана, но мы должны хорошо понимать, что она будет ограничена по времени.

При этом китайцы не только ищут поставки энергоресурсов в других странах, но и активно занимаются внедрением альтернативных источников энергии. Постепенно Китай будет менее зависим от углеводородов. И с этой точки зрения, справедливо говорить, к сожалению, что Китай больше нужен России, чем наоборот. Многие страны существуют за счет того, что просто покупают сырую нефть, а потом ее перерабатывают и продают. Вот нам над чем надо думать. Над диверсификацией продуктов производства в нефтяной отрасли. Что касается других товаров, то сегодня наша торговля машиностроительными изделиями с Китаем упала до 1%. Даже в 1990-х годах было 6%. То есть в этом направлении наши перспективы, увы, уже слабы. Впрочем, наши эксперты по Китаю об этом писали еще десятилетие назад.

«Нужно подписать пограничный договор, который навечно закроет проблему территориальных претензий»

— На высшем уровне декларируется дружба и долгосрочное сотрудничество России и Китая. Однако на социальном сохраняется подозрительность и даже отторжение. Один из факторов, осложняющих отношение россиян к Китаю, — это незаконная и по сути варварская вырубка тайги в Сибири. Понятно, что это происходит из-за попустительства российских чиновников. И все же насколько эта проблема серьезна и несет ли официальный Пекин за нее ответственность?

— Дальнейшее форсирование «добрых» отношений с Китаем может привести к перекосам. Варварская вырубка тайги — это проявление таких перекосов. Если посмотреть сайты приграничных областей с Китаем, то там полно случаев, когда китайцы вывозят запрещенные товары. Это и вытяжка из струи кабарги, и оленьи рога, и многое другое. Но это же наша система позволяет им это делать. И здесь складывается парадоксальная ситуация: почему действует такая жесткая система в отношении российских предпринимателей, но одновременно она же позволяет заниматься незаконной деятельностью иностранным? Что касается ответственности Пекина, то сначала давайте спросим с наших чиновников, а потом уже будем предъявлять претензии китайским.

— С точки зрения геополитики, а к геополитике в Кремле относятся серьезно, на Дальнем Востоке происходит демографическая экспансия со стороны Китая. По крайней мере, такие представления преобладали еще лет 10–15 тому назад. А что сегодня происходит и стоит ли опасаться России, что рано или поздно дальневосточные территории России окажутся заселены этносом, который вовсе не собирается ассимилироваться?

— Неправильно утверждать, что китайцы не ассимилируются. Они принимают культуру и правила жизни другой страны, но только если им предлагается продуманная политика и она действительно делает жизнь китайца комфортной. В России уже есть смешанные браки китайцев и русских. Но, конечно, в целом китайская диаспора компактна и сильно этнически ориентирована. Китайцы до пятого поколения помнят, кто они и откуда. Такой тяги к корням нет почти ни у какого другого этноса.

Этот вопрос еще усугубляется и тем, что у нас общая сухопутная граница самой большой в мире протяженности. В Китае до сих пор существуют теории о несправедливых территориальных договорах с Россией, говорят о эпохе унижения и позора далекого прошлого, как о настоящем. Отсюда и возник в советское время конфликт с Китаем. Это конечно теперь не официальная позиция китайского государства, как это было раньше.

Но, с другой стороны, она и не препятствует таким взглядам. Они есть в среде националистически настроенного китайского населения. Есть, кстати, и у нас подобные настроения, только прямо противоположные по отношению к китайцам и их истории. И понятно, что если экономическая ситуация в Китае будет ухудшаться, то и подобного рода теории в Китае будут оживляться и распространяться шире, чем сегодня. Поэтому нам никакие экономические кризисы в Китае невыгодны, потому что тогда мы получим существенно больше проблем, чем при развитии отношений с уверенным и благополучным соседом. Другое дело, что такие отношения нужно прогнозировать и выстраивать их на основе разумной политики взаимовыгодного партнерства.

Сегодня нет оснований говорить, что сейчас на Дальнем Востоке России существует крупная замкнутая китайская диаспора. Часть китайцев оседает в России, появляются смешанные браки, молодежь поступает в российские вузы. И это нормально. Притом что в некоторых странах успешно ассимилированные китайцы уже занимают руководящие политические и государственные посты. Другое дело, как происходит ассимиляция и какие проблемы она может породить, если такая политика будет проводится непродуманно. Я думаю, чтобы не было больше спекуляций по вопросу разного рода исторических несправедливостей, нужно подписать пограничный договор, который навечно закроет проблему территориальных претензий. Тогда будет понятно, что и российская сторона, и китайская достигли компромисса и полного взаимопонимания в этом вопросе.

И здесь нужно поднять еще один вопрос — это вопрос инвестирования в Россию со стороны китайских бизнесменов. Многим китайцам и хотелось бы вкладываться в российскую экономику, но возникают политические сложности. Националистически настроенная власть будет думать, что это идут инвестиции в те территории, которые когда-то были заселены их предками. И я, кстати, сам знаю таких людей в Китае, которые помнят, что их родичи жили на территории России. Есть люди в Китае, которые до сих пор полагают, что XIX век — это век унижения и позора для китайцев.

Хотя государство, которое существовало в то время, было маньчжуро-китайским и управлялось династией маньчжурских императоров. Кстати, именно политика маньчжурской династии и маньчжуро-китайского правительства того времени и породила китайское национально-освободительное и революционное движение, которое привело к образованию республиканского Китая. Упрощая, можно сказать, что именно политика маньчжурской династии в конечном счете и привела к насильственному открытию Китая Западом, затем к падению этой династии, образованию республиканского Китая, периоду нестабильности, за которым последовала японская агрессия. А потом, уже после гражданской войны и новой смены политического режима, к появлению территориальных претензий Мао Цзэдуна к Советскому Союзу, когда он использовал историю как инструмент полного разрыва с советской моделью.

Поэтому, подчеркну, необходим такой договор, о котором я сказал выше. И он в том числе может открыть путь китайским инвестициям в нашу страну, в том числе и в ее сибирские и дальневосточные регионы, минимизировав административно-политические риски и сняв навсегда в том числе и опасения той части нашего населения и политиков, у которых предубеждения в отношении Китая и его политики на российском направлении продолжают существовать и сегодня. Кстати, наличие такого договора позволит и нашей исторической науке, не оглядываясь на прошлые концепции и прецеденты исторической памяти, посмотреть более объективно на это прошлое, возможно, совместно с китайцами.

— В сентябре в России прошли самые крупные военные учения года — «Центр-2019». В России бытует мнение, что Китай сможет стать противовесом в потенциальных конфликтах России с западными странами. Но насколько такая точка зрения оправданна? Например, официальный представитель Минобороны КНР Жэнь Гоцян подчеркнул, что «Отношения стратегического партнерства и сотрудничества Китая и России в новую эпоху придерживаются принципов неприсоединения к блокам и неконфликтности, они не направлены против третьих стран». То есть, грубо говоря, дружба дружбой, но мы не собираемся умирать за вас, если что.

— Китайцы извлекли опыт из прошлого. У нас был военный союз, и он не уберег Россию и Китай от конфликтов на границе. При этом я не совсем понимаю, зачем нам-то нужен военный союз с Китаем? Мы ожидаем, что на нас нападет Бельгия, Польша, Латвия или какие-то еще европейские страны? Хорошо, пусть речь идет даже о Соединенных Штатах. Кто-то всерьез может полагать, что они пошлют армию, чтобы завоевывать Сибирь, а потом выгонят оттуда местное население и будут ее осваивать в своих интересах? Это странные страшилки, которые транслируются определенной части общества, настроенной ностальгически к своему прошлому и агрессивно к внешнему миру. Причем и в Китае среди некоторой части общества есть такие настроения. Но все это пройденный этап для наших стран. Одну гонку вооружений Советский Союз уже не вынес. Не вынесет Россия и новую, если она будет. Причем надо помнить, что гонка вооружений — это еще и изъятие жизненных ресурсов у населения. Кому сегодня это в России нужно?

— Исторически сложилось, что коллективный Запад обладает притяжением для российского человека, если куда-то и мигрировать, то именно туда. Может ли Китай стать местом притяжения для россиян, ищущих где применить свои таланты и силы? Например, в фильме «Облачный атлас» цивилизацией будущего показан именно Китай, не западные страны.

— «Облачный атлас», если я не ошибаюсь, рисует не конкретно Китай, а Восточную Азию в целом. Это такая полицентричная политико-экономическая и социо-культурная система, которая дает человеку развиваться свободно. Собственно, эта концептуальная часть фильма как раз отражает идею полицетричной и гуманистической Азии как нового центра благоприятного мирового развития. А на Западе сейчас под воздействием политики Дональда Трампа во многих странах как раз сложились жесткие идеократические системы популистского типа, которые требуют, чтобы их копировал весь мир. В каком-то смысле этот фильм предугадывает будущее. Сегодня действительно на Востоке появляются страны, которые совмещают децентрализацию в экономике и терпимость к дискуссиям между разными религиозными конфессиями и разными политическими течениями таким образом, что их политика становится не только успешной, но и действительно гармоничной.

Но я бы не сказал, что Китай уже полностью достиг такого состояния. Несмотря на то что там есть другие партии, там все равно, по сути, полуторапартийная система при доминировании одной партии и авторитарный режим. Но меритократическая основа этого режима существенно выше, чем в прошлом. Это уже не то государство, которое было даже 40 лет тому назад, а тем более при Мао Цзэдуне. Реформы оказали существенное влияние на все сферы жизни китайского общества. Особенно на юге страны. Там есть города, которые были построены с нуля только за время реформ. Там в некоторых городах полностью электрифицированы средства индивидуального передвижения, достигнуто гармоничное слияние природы и архитектуры, созданы новые средства высокоскоростного транспорта между городами. Наши обывательские представления о Китае сильно устарели, и они не полностью раскрывают то, что сделали китайцы за время реформ. Поэтому, я думаю, и реформы будут двигаться дальше, при сохранении политической стабильности, конечно.

— Как вы видите развитие российско-китайских отношений в ближайшее десятилетие?

— Мне кажется, что мы стоим перед каким-то новым этапом содержательного развития наших отношений. Мне хочется верить, что в мире возобладает идея, что по отдельности невозможно решать глобальные проблемы. И эта линия найдет свое истинное воплощение и в равноправных российско-китайских отношениях, что подразумевает полную деидеологизацию отношений и совместное экономическое развитие на равноправной основе. Хотя теоретически действительно возможно, что весь мир будет развиваться, а Россия и Китай архаизироваться, примкнут друг к другу и отгородятся от всего мира штыками. Но мы видим, что Китай медленно, но все же модифицирует все те компоненты своего развития, к которым у международного сообщества есть претензии или которые вызывают недоверие или опасения других цивилизаций.

Это в первую очередь касается прав человека. Если Китай не сможет консенсусным путем решить свои внутриполитические проблемы с национальными меньшинствами, особенно с такими крупными, как уйгуры, и вообще с мусульманами в целом, или с тибетцами, или же как-то примириться с историческим прошлым, касающимся территориального разъединения этноса по идеологическим мотивам, — речь идет о Тайване, то как он сможет позиционировать себя в качестве глобального государства действительного мирового уровня? Позиционировать себя защитником справедливости развивающегося мира, к голосу которого должная прислушиваться мировая общественность?

Но в целом я смотрю оптимистически на процессы развития и мировой трансформации Китая. Конечно, этот период нахождения нового мирового баланса, связанного с подъемом Китая, — кстати, и не только Китая, но и других государств — Индии, России — сложен не только для мира и «старых» великих держав, но и для ищущих свое новое место в мировой системе. Вообще говоря, понятие мировой державы давно уже в процессе переосмысления, поскольку мир в целом становится более справедливым и более равноправным. Навязывание своей политики «большими ребятами» в условиях размывания их ответственности за поддержание мира и стабильности особенно негативно сказывается как раз на «малых державах». У них-то возможностей для благоприятного и суверенного развития гораздо меньше, чем у больших.

Вот у нас мировоззрение великой державы. Но при этом Россия по ВВП сегодня равна одной провинции Китая — Гуандуну. Мы должны кардинально пересмотреть наше мировоззрение: да, мы занимаем только 3% мировой экономики, но зато у нас есть сверхзвуковое оружие, кого хочешь разбомбим. Ну хорошо, всех разбомбим, а сами-то останемся живы? Захочет ли кто-нибудь вообще с нами разговаривать в таком случае о чем-то? Делать с нами что-либо совместно? И Китай проходил такой период. Вспомним культурную революцию. Очевидцы этих событий, кстати, еще живы и у нас, и в Китае. Они еще могут рассказать молодому поколению правду о том, что происходило в нашем общем с Китаем прошлом. Их культурная революция, кстати, использовала и опыт нашей истории.

Мао Цзэдун когда-то говорил, что молодое поколение — как чистый лист бумаги, на нем можно написать новые иероглифы. Молодое поколение должно знать правду и понимать, почему было такое прошлое, а не иное. Тогда оно будет понимать, как создается благополучное настоящее, а его будущее будет только лучше.

Мне хочется верить, что такие периоды пустых мобилизаций и бесплодных больших скачков, кампаний по уничтожению воробьев, отмены экзаменов и гонений на знания и опыт, призывов к другим, а не к себе, поднатужиться и помучиться ради будущего ни у нас, ни в Китае больше не повторятся. И тогда мы будем уверены в благоприятном и успешном развитии наших отношений.

Евгений Сеньшин.