Якутск издавна эксплуатировался царской властью как тюремный комплекс для неугодных. В XIX–XX веках в Якутской области на правах губернии сидели декабристы, уголовники, революционеры-демократы, власовцы. В годы становления советской власти – «кулаки» и белогвардейцы, позже – жертвы сталинских репрессий.
Пенитенциарная система в традиционном понимании возникла вместе с городом. Первая тюрьма-погреб появилась практически с самого создания Ленского острога, куда сажали провинившихся казаков, нечистых на руку членов ясачных комиссий, заложников инородцев. Тюремная система росла: было создано особое тюремное отделение, специальные комитеты.
И, наконец, по свидетельству доктора исторических наук, профессора Федота Сафронова в книге «Русское население Северо-востока Сибири. Конец XVII-начало ХХ вв.» в 1838-41 гг. была построена специальная Якутская пересыльная тюрьма. Вначале она занимала один квартал под номером 6, затем понадобился и дополнительный квартал номер 7, отстроенный со специальными корпусами в 1875-79 гг.
Якутская тюрьма в конце 19 в.
Обширная территория под тюремный замок, как его называли в старом Якутске, занимала площади от нынешней улицы Чиряева до Винной монополии по Мархинской дороге (ул.Дзержинского), а в глубину протягивалась до Камышового озера (оз.Солдатское).
Среди заключенных пересыльной тюрьмы немалую часть составляли осужденные за политические преступления, религиозные убеждения – участники тайных обществ, организаторы национально-освободительного движения в Польше, староверы, скопцы, духоборы, хлысты.
Сюда их переправляли по Лене и далее отправляли по трактам в Колымский, Вилюйский округа, заречные улусы, на Камчатку, в Охотск, где тогда шла разработка соляных месторождений. Но многие до конечных пунктов не добирались. Были на то причины.
Этапом до Якутска
В советские времена говорить об уголовной ссылке в Якутии было как-то не принято. В обществе создавалось мнение, что к нам отправляли только благородных политических ссыльных социал-демократического направления. Но правда жизни состоит в том, что число уголовных ссыльно-поселенцев значительно превосходило количество, к примеру, декабристов, народников, большевиков, меньшевиков и эсеров. Уголовная ссылка оказала большое влияние на жизнь нашего северного края.
Этапные баржи – одна из примет технического прогресса на Лене в начале XX века.
По замыслу властей ссылка должна была ослабить криминогенную обстановку в европейской части Российской империи. Такой подход был принят и в других странах. Ссылку преступников из метрополии на ее колониальные окраины применяли Англия и Франция. Австралия и Новая Зеландия, Алжир и Мадагаскар обрастали мощными поселениями ссыльных и каторжан.
Как свидетельствуют фонды Национального архива РС(Я) и Министерства внутренних дел РФ по РС(Я), до отмены крепостного права в 1861 году количество уголовных ссыльных в Якутии было невелико. Объяснялось это тем, что основную массу уголовников отправляли как дешевую рабочую силу на Нерчинские рудники в Забайкалье.
По мнению ученых-историков, самый значительный законодательный акт, увеличивший число уголовных ссыльных, был принят в 1879 году. Согласно нему городским и сельским общинам разрешили своими постановлениями ссылать в Сибирь людей «за порочное поведение», в основном за дебоширство и тунеядство. Это привело к экспорту преступности, в частности, в Якутию.
Этот этап проходил до 1900 года, когда был издан закон, отменивший сибирскую ссылку в качестве наказания за уголовные преступления. Но это не привело к снижению уровня преступности, так как сократилось число ссылаемых, но уголовный элемент из прежних продолжал отбывать наказание или оседал в Якутске и прилегающих селениях после отбытия срока.
«Поток уголовных ссыльных увеличился после поражения в русско-японской войне 1905 года, – говорит историк-краевед Евгений Копылов. – Местом ссылки бродяг вместо наполовину оккупированного Сахалина назначили Якутию. Подчеркну, что бродяги того времени отнюдь на напоминали сегодняшних сравнительно безобидных бичей. Они имели более богатый криминальный опыт и нередко под их личиной скрывались опасные беглые преступники, сменившие имена».
Холодное лето 83-го
К 1877 году в Якутии пребывало 4497 ссыльных разного калибра, что многократно превышало количество полицейских, тюремных стражников и казаков-жандармов. Подавляющее большинство уголовных ссыльных оказывалось в Якутске, откуда их отправляли по улусам. Лишь малое количество оставляли южнее, на территориях современных Ленского и Олекминского районов.
Для Якутска это было не так уж актуально, потому что вокруг города все земли были заняты не только простыми крестьянами, но и купцами, чиновниками и богатыми горожанами, не собиравшимися уступать ни один участок для ссыльных. Но даже после водворения в улусы уголовников, как магнитом, тянуло в Якутск, так как в сельской местности надзор за ними был слаб из-за малочисленности полиции и не строгих подходов местных администраций, нередко запуганных настоящими уркаганами.
В сам же Якутск причисляли в год от пяти до 10 самых смирных уголовных ссыльных. Но незаконно прибывшие в город другие уголовники, едва обустроившись, часто привлекали к себе сопарников из других даже отдаленных мест.
Тягостное воздействие уголовной ссылки можно получить из информации о довольно регулярно проводившихся по царским манифестам амнистиях. Такие манифесты издавались 25 мая 1868, 13 мая 1871, 9 января 1874, 15 мая 1883 годов. Ну и, конечно, самая крупная амнистия произошла в 1913 году в связи с 300-летием Дома Романовых.
"Благостные вести о помиловании омрачались тем, что амнистированные были не в силах сразу же выехать на родину, – рассказал главный археограф Национального архива РС(Я) Александр Калашников. – Скапливаясь, в основном, в Якутске, не имея денег и заработков, они были вынуждены вновь вставать на преступный путь..."
По справке главного полицмейстера за 1883 год, в Якутии было освобождено 204 уголовника, среди которых были люди, не только совершившие мелкие преступления, но и осужденные за кровосмешение, растление малолетних и убийства. Вместе с политссыльными всех помилованных на пристани собиралось до 400 человек, и выехать по Лене такая масса при тогдашнем развитии речного транспорта не могла. Их этапирование длилось вплоть до сентября.
Трагедия политссыльных
В 1917 году сооружения Якутской тюрьмы состояли из 11 зданий различного назначения и большого тюремного корпуса. Здесь располагались 48 одиночных, пяти- и семиместных камер. В доме, где размещались тюремная больница и аптека последние три дня перед казнью провели трое участников «Монастыревской трагедии» – политссыльные Гаусман, Зотов и Коган-Бернштейн. Наверное, впервые мир узнал о нашем городе, потому что о «Монастыревской трагедии» обширно писала не только российская, но и европейская пресса.
22 марта 1889 года более 30-ти политзаключенных, собравшись в доме городского мещанина Монастырева (на снимке) по Большой улице (пр.Ленина, недалеко от Русского театра), коллективно отказались выехать к месту ссылки в Колымский округ, что послужи причиной кровавой расправы над ними. В результате погибло четверо ссыльных.
Петербургская газета «Северная пчела» писала: «Военно-полевой суд признал подсудимых виновными в вооруженном сопротивлении исполнению распоряжений начальства... с убийством при этом полицейского служителя Хлебникова, покушением на убийство и.д. якутского губернатора Осташкина и нанесением ран подпоручику Карамзину и рядовому Горловскому».
Приговор в отношении А.Л.Гаусмана, Н.Л.Зотова и Л.М.Коган-Бернштейна через повешение был приведен в исполнение во дворе тюрьмы 7 августа 1889 года. Тела первого и последнего были похоронены на еврейском кладбище, которое и поныне располагается на территории городского парка культуры и отдыха, за Ледовым Дворцом «Эллей Боотур». Зотова похоронили за тюремной оградой.
Остальные участники трагедии содержались в здании большого тюремного корпуса с 1889 по 1891 гг. Затем были отправлены по этапу в ссылку в Вилюйск. Здесь же, в Якутской тюрьме, в 1904-1905 гг. находились участники другого вооруженного протеста – «Романовки». 18 февраля 1904 года более 50 политссыльных, протестуя против ужесточения режима ссылки, вооружившись, забаррикадировались в доме Романова по улице Поротовской (ныне не существует).
Романовский протест
В треугольнике, очерченном нынешними улицами Ярославского (бывшая Полицейская), Чернышевского (Набережная) и Аммосова (Клубная), раньше располагались еще несколько, которые не обозначены на сегодняшней административной карте Якутска. Но они, несомненно, вошли в историю города.
Конечно, начнем с дома известного зажиточного мастера по изготовлению деревянных домов Федота Петровича Романова, расположенного по улице Ярославского, 5. Это здание, представленное на фото, стало своеобразным центром этой части города.
Как свидетельствуют архивные источники, двор Романова был весьма обширен. В двухэтажном доме жил он сам с семьей, рядом располагались большая мастерская, амбары, дворовые строения. Чуть дальше разместился еще один большой дом, в котором проживал с семьей зять Романова торговец Николай Соловьев. Кстати, дом был отдан в качестве приданого невесты.
В доме Романова были размещены несколько ссыльных, они и возглавили вооруженный протест против царского режима. Выдержав жестокие обстрелы в течение почти трех недель, 7 марта ссыльные были вынуждены сдаться. Якутский окружной суд приговорил всех участников к 12 годам каторжных работ...
После этих печальных событий здание было отведено под общежитие политкаторжан и ссыльных поселенцев. До 1950-х годов в нижнем этаже располагалась питейная закусочная, а на втором – частные квартиры. Сейчас здесь размещается весьма интересный Музей истории политической ссылки в Якутии.
До Малого базару
Небезынтересными были и соседи Романова, проживавшие по ныне не существующей улице Романовке, которая начиналась от Полицейской наискосок и пересекалась с Малобазарной, также ныне не существующей. Рядом с Романовым проживал купец Харитонов, обладавший не мене солидным двором с постройками. В большом доме жил сам хозяин, а два других сдавал сельским якутам, приезжавшим торговать в «Кружале» и на Малом базаре, расположенных неподалеку. Из других соседей Романова отметим двор зажиточных торговцев Холмогорова, Афанасьева, казака Большева и скопца Долгих.
Но, пожалуй, самым большим зданием на Романовке был ночлежный дом (богадельня) с прилегающими строениями. В ночлежке престарелые неимущие люди получали приют, им выдавались кипяток и кусок черного хлеба. Богадельня была открыта по предложению губернатора Константина Светлицкого в 1888 году и содержалась на средства купца Акепсима Кушнарева и городского головы Федота Астраханцева.
Что касается улицы Малобазарной, то на ней проживали в основном известные купцы с каменными домами-магазинами и мелкие предприниматели, торговавшие на соседних рынках. В сведениях, почерпнутых нами из «Историко-географического атласа с обозначением кварталов и строений города Якутска в 1917 г.» известного краеведа-художника Пантелеймона Попова, можно узнать, что на улице проживали служащие, извозчики, чернорабочие, прачки и печники.
По улице Хамначитов
В квартале, обозначенном нами в квадрате улиц Малобазарной, Набережной и Клубной, который застроен сегодня в основном капэдэшками, существовало еще несколько безвестных ныне улиц. Это Карамзинский переулок, получивший в советское время название «улица Хамначитов», и улица Охотская, расположенная примерно рядом с нынешней улицей Хабарова.
Карамзинский переулок, обязанный таким наречением фамилии известного в городе священнослужителя Евтропия Карамзина, тоже дышал историей. Интересно, что в доме священника в 1915 году проводились репетиции пьесы Василия Никифорова «Манчары» с участием Максима Аммосова и Платона Ойунского.
Из уст историков-краеведов следует, что здесь располагался уникальный дом с мезонином и пятью лавочными помещениями. В мезонине жил сам хозяин, а внизу – торговцы, среди которых отличался некий Азаров. Он интересовался революционными событиями и весьма охотно делился своими впечатлениями о политике с покупателями. Говорят, он был живой газетой города, все последние новости узнавали от него.
"Карамзинский переулок начинается с дома купца Петра Агафонова, – говорит кандидат исторических наук, знаток истории города Пантелеймон Петров. – Ранее здание принадлежало депутату городской Думы Бонячуку. По соседству располагался обширный двор поверенного в делах Торгового дома Громовой Михаила Шитова с домом хозяина и двухэтажным флигелем. Далее я бы отметил по Карамзинскому переулку дома с магазинами торговцев Бочкина, Ларионова, в которых после революции располагался универмаг Ленского пароходства…"
Когда всматриваешься в пожелтевшие фотографии старого Якутска, от них веет теплом времени: деревянные постройки, дощатые тротуары на улицах, каменные колокольни храмов, а в нашем случае и необъятная панорама расположенного рядом Зеленого луга. Кажется, что наш город дышал вечностью.
В доме торговца открыли детсад
Наше небольшое путешествие по исчезнувшим улицам Якутска завершим на Охотской (ул.Хабарова), которая преобразовывалась в одноименный тракт. Местность здесь была, в основном, болотистая, только несколько домов располагались на высоких площадях.
Улица начиналась со двора известного в городе столяра Онуфриева. В одном доме он проживал сам с семьей, а два других сдавал китайцам. Во дворе располагалась китайская прачечная, популярная у горожан. Естественно, этот двор был наводнен китайцами и корейцами, поэтому район не иначе как «Шанхай» обыватели не называли.
По соседству располагались двор и строения поставщика продуктов на Ленские прииски торговца Парникова. По мнению краеведов, он вошел в историю тем, что занимался различными темными махинациями – карточной игрой, спекуляцией, открыл сеть рюмочных и таким образом нажил немалое состояние. После революции в доме Парникова открыли детский сад «Деттруд».
«Никогда не был ни предателем, ни врагом...»
Вернемся к Якутской тюрьме. Удивительно, но до сих пор сохранилось здание административного корпуса следственного изолятора 1937 года постройки. После 1975 года, когда СИЗО переехал за город в специально построенное заведение на Кирзаводе, по адресу Дзержинского, 8/1 стали жить люди.
Мы встречались с одной из жительниц дома – Любовью Васильевной Федоровой. Она приехала в Якутск в конце 1960-х годов. В 1971-м поступила на работу контролером в следственный изолятор, как казалось тогда, ненадолго, а получилось - до самой пенсии. После переезда СИЗО в переделанных камерах сдали комнаты сотрудникам тюрьмы. Так и живет Любовь Федорова в этом доме, который давно признан аварийным.
"Тогда это здание выглядело вполне прилично, – вспоминает Любовь Васильевна. – На первом этаже располагались четыре камеры для подследственных, комната для приема передач и три комнаты для свиданий. Также было отдельное помещение для отдела кадров. На втором этаже – кабинеты начальника СИЗО, оперативных сотрудников и допросные..."
Смутные чувства испытываешь, когда идешь по скрипучим половицам бывшего здания тюрьмы. В этом доме в печально знаменитых 1937–39 годах били, истязали людей, добиваясь признаний в делах, которые они не совершали. Сюда привезли арестованного Платона Ойунского, здесь же он умер в здании санчасти, которая располагалась на месте теперешнего детского сада по Дзержинского.
Дочь Ойунского Сардана Платоновна незадолго до своей кончины встречалась с автором этих строк и вспоминала, что "маме один раз все же удалось добиться встречи с отцом". Она взяла ее с собой, и маленькая девочка была страшно испугана тем, что папа стал совсем седым, выглядел помятым, у него отсутствовали передние зубы и был изувечен палец то ли на правой, то ли на левой руке…
Редакция республиканской общественно-политической газеты «Якутия» в начале «нулевых» вместе с ветеранами УФСИН решила участвовать в поиске захоронения Платона Алексеевича. Но длительные поиски оказались безуспешными, мы выдвинули лишь версии...
У публикаций на эту тему была обильная почта. В частности, в редакцию написала учитель из Нюрбы Светлана Алексеева, дочь известного в республике хирурга, патологоанатома Николая Чирикова.
Приведем отрывок из письма: «Мой отец Чириков Николай Васильевич, волею судьбы воспитывался вместе с Платоном Слепцовым-Ойунским у Варвары Васильевны («Варвара–ворожейка») – богатой якутской женщины, которая имела дом по улице Орджоникидзе. Она собрала детей–подростков, сирот, бедняков и, давая им кров, поила, кормила, одевала их. Благодаря этой доброй женщине-меценатке молодые способные люди, имея средства к существованию, получили возможность стать высокообразованными, выйти в свет и быть активными деятелями не только в своей республике. Это П.Ойунский, врач Гурьев, Чириков, Андреев, Валерий Чиряев, Борисов и многие другие… Я расскажу то, что закрепилось в моей памяти со слов отца, о последних днях П.Ойунского в подвалах НКВД.
Отец имел доступ как врач к больным в тюрьме, там он выслушал последнюю просьбу-завещание Платона Ойунского. Вот что просил дословно поэт-революционер моего отца: «Коля, я все равно попаду к тебе (имеется в виду, что отец работал патологоанатомом в морге), прошу, похорони меня как человека, не как собаку, я ничего плохого не сделал своему народу, никогда не был ни предателем, ни врагом. Все это выдумано, ложь, неправда…».
«Отец исполнил последнее желание Платона Ойунского. Тело его было предано земле, и последний обряд совершали мой отец и его помощник, санитар морга татарин Сабиров, который и похоронил Ойунского, предположительно, на территории татарского кладбища, которое было недалеко от областной больницы, или даже на ее территории. Пишу «предположительно», потому что отец не показывал никому это место по известным причинам».
* * *
...Дом по улице Дзержинского, 8/1 давно признан аварийным, но считается благоустроенным, поскольку есть горячая вода, а на втором этаже даже есть туалеты. Но канализация должным образом не устроена и жильцов на первом часто подтапливает фекалиями. Управа выделяла на ремонт мизерные деньги, но на эти суммы удавалось лишь вставить выбитые стекла и утеплить войлоком входные двери.
– Так и приходится не жить, а выживать в невыносимых условиях, – печалится Любовь Васильевна, – того и гляди дом на голову рухнет.
– А по зданию, случайно, по ночам не ходят привидения невинно загубленных? – спрашиваю.
– Да нет, во всяком случае, ко мне. Я ведь работала уже в те годы, когда в тюрьме содержался уголовный элемент. Общалась с работавшими тогда ветеранами, хотя о тех годах они вспоминали неохотно, ссылались на подписку о неразглашении. Но о том, что здесь был замучен видный представитель якутского народа Платон Ойунский, я, конечно же, знала…
Георгий СПИРИДОНОВ
