Глава Чечни Рамзан Кадыров назвал неприемлемый подготовленный Минфином для республики проект бюджета и пожаловался на многолетнюю практику сокращения финансирования. Сколько республика получает из федерального бюджета и оправданы ли претензии ее властей?

«Дискуссионная материя»
Давно известно, что финансирование Чеченской Республики имеет «божественную природу». «Аллах дает. Не знаю. Откуда-то берутся деньги», – говорил глава региона Рамзан Кадыров перед открытием комплекса «Грозный-сити» в 2011 году. Через год он же признавался, что послевоенный Грозный строили на федеральные деньги, но настаивал также на участии неких инвесторов и помощи меценатов.

Однако нашумевшие заявления Кадырова, естественно, были лишь провокационным уходом от ответа. Стоило федеральному центру сократить в 2013 году дотации на инвестиции в капитальное строительство, как это решение вызвало резкое недовольство региона. Если в 2012 году, когда глава Чечни давал интервью о происхождении денег, республика получила на строительство 12,4 млрд руб., то в следующем году правительство урезало финансирование этой статьи до 0,5 млрд.

В Москве посчитали, что за десять лет целевых вливаний регион, переживший две военных кампании, полностью восстановлен. Оказалось, с выводами немного поспешили: уже в 2014 году расходы по этой статье пришлось увеличить до нескольких миллиардов, а в 2015-м они выросли до 7,2 млрд руб. Безвозмездные трансферты из федеральной казны в бюджет Чечни достигали в разное время от 81 до 87%, и в 2015 году составили 82%. Среди регионов-аутсайдеров, в бюджетах которых дотации превышают 40%, хуже Чечни в прошлом году выглядела только Ингушетия с 85,7%. Всего же сильно отстающих регионов в России восемь: помимо Чечни и Ингушетии это Алтай, Дагестан, Тува, Камчатский край, Крым и Севастополь.

Как и руководству остальных регионов, чеченским властям не нравится «практика урезания бюджета». Но только Кадыров считает, что имеет моральное право выносить вопрос на федеральный уровень, и публично спорить с Минфином о проекте бюджета республики на 2017 год. Что конкретно не понравилось чеченским властям, глава республики не сказал, но, вероятно, не устроило сокращение финансирования Чечни из программы развития Северного Кавказа – с 727 млн руб. в 2017 году до 500 млн в 2018-2019 годах.

Замечания Кадырова о необходимости выполнять социальных обязательствах и угрозе для республики впасть в «депрессивное состояние» из-за бюджетного секвестра были немедленно услышаны на самом верху: на сайте президента Владимира Путина появилось поручение правительству проработать увеличение финансирования госпрограммы. До этого пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков, рассуждая о требованиях Грозного, напоминал о кризисе и называл федеральный бюджет «сложной субстанцией», а также «дискуссионной материей». Но если это «материя», то почему бы, затеяв дискуссию, не оторвать себе кусок побольше?

«План Маршалла» или репарации?
На первый взгляд, это должно быть ниже достоинства – постоянно просить и жить на дотации. Но в отличие, к примеру, от Смоленской области экономически несамостоятельный образ жизни республики оправдывает один аргумент: последний раз танки в Смоленской области грохотали во время Великой отечественной войны, а в Грозном – меньше двадцати лет назад. И если дотации на восстановление воспринимать как репарации с нацистской Германии, то почему Смоленск должен испытывать момент неловкости и смущения?

Когда Путин рассуждает, что Киеву следовало бы применить в отношении народных республик Донбасса модель примирения России с Чечней, он явно не думает, насколько для Киева видится неприемлемой ситуация, при которой условный Захарченко конфликтует с Минфином, а из администрации Порошенко правительству спускается поручение изыскать в дефицитном бюджете дополнительные субсидии для сепаратистов. Пусть и вчерашних сепаратистов, но разве можно забыть центробежные стремления Грозного, на которые Москва ответила силой.

Казалось бы, масштабные дотации – в районе 60 млрд руб. в год на протяжении последних 15 лет – должны были послужить стимулом для региональной экономики. Однако буквально в октябре Счетная палата отмечала, что Грозному не удалось повысить бюджетную эффективность и увеличить налогооблагаемую базу. Так, в 2015 году объем налогов, собранных Чечней, упал на 12% по сравнению с предыдущим годом. И центру пришлось это компенсировать. По словам директора региональной программы Независимого института социальной политики Натальи Зубаревич, за первое полугодие 2016 года Чечня получила на 14% трансфертов больше, чем за тот же период 2015 года, тогда как остальные регионы недополучили в среднем 12% перечислений.

Сегодня Кадыров прямым текстом говорит: мало построить «сотни социальных объектов, школ, медицинских учреждений», оснащенных самым современным оборудованием, которого зачастую нет в других субъектах; их необходимо содержать, а на это «нужны средства». То есть республику после военной разрухи почти за 1 трлн руб. отстроили, восстановили и теперь от нее ждут, что она начнет обретать финансовую самостоятельность.

Однако это известная дилемма бедных людей, стремящихся к видимости статуса: купил на последние деньги дорогую машину, но чтобы заливать в нее качественный бензин и оплачивать сервис, оказывается, нужны средства, которых больше нет. Именно этим и отличается западный «план Маршалла», аналог которого Путин предлагает организовать для арабских стран, и репарации агрессора жертве – безвозмездные выплаты не предполагают развития экономики, усиливая патологическую и пагубную для обеих сторон зависимость.
Цена стабильности
Поэтому власти Чечни будут постоянно спекулировать на теме войны, игнорируя замечания, что восстановлением республики можно заниматься бесконечно. При этом жителей остальной России все больше будет волновать вопрос – кто займется восстановлением страны в целом? Дотации «на сбалансированность» бюджета Чечни, которые достигают 40% от его объема и составляют порядка 20 млрд руб., пока никто не режет. Это цена стабильности, если не заниматься нормальным государственным строительством, выстраиванием надежных институтов и развитием национальной экономики. Она довольно высока и все время возрастает, чему Чечня живой пример.

Центр хотел бы выравнивать регионы по уровню развития – слабые дотягивать до средних по показателям субъектов. Но Чечня выбивает себе особое место под солнцем у президента, какие тут могут быть методики и подходы к развитию региона, когда у них прямой доступ к «хозяину» и эксклюзивные договоренности? К чему слушать московских чиновников, лепечущих что-то про эффективность, когда можно бесконечно торговать угрозой терроризма и напоминать об эхе войны, бродящем между горных перевалов?

Отчасти поэтому чеченские власти ничего не делают, чтобы максимально не зависеть от метрополии – выбивать деньги у федералов или требовать передать в собственность республики нефтяные активы куда проще, чем заниматься экономикой. В самом деле, зачем ограничивать себя и мириться с бюджетной консолидацией на федеральном уровне? Тем более, прошедшие выборы Кадыров честно отработал – показал высокую явку (почти 95%) и нужный результат для партии власти (96% у «Единой России»). Тем более, он не раз демонстрировал свою бесконечную лояльность, называл себя путинским пехотинцем и выражал готовность умереть за президента. Таким образом, Кадыров обеспечил себе право просить больше и без смущения пользуется им.

Для центра же сейчас главный вопрос – президентские выборы. Продление мандата Путина настолько важно, что новый замглавы администрации президента по внутренней политике Сергей Кириенко, обсуждая с политологами предстоящие президентские выборы, делится опасениями, что «в условиях экономического кризиса поднимет голову сепаратизм» и регионы отобьются от рук.

При этом центру нужна легитимность – высокая явка и результат, чуть ниже, чем у бывшего президента Узбекистана Каримова, но тем не менее внушительный. Чечня же это одна из наиболее активно голосующих республик, надежный актив Путина. Поэтому финансовые претензии Кадырова не остаются без ответа, а вопрос, способны ли в принципе власти Чечни добиться устойчивого развития экономики, кажется, и не требует его вовсе.