Крупнейшая приватизационная сделка не только 2016 года, но и последних лет состоялась, вопреки ожиданиям, при участии иностранных инвесторов. Однако ее совершенно секретный характер, отсутствие подробной информации и масса нестыковок вызывает много вопросов. Как готовилась сделка, на каких условиях она могла быть заключена и что от нее получит Россия?
Президентский вклад
Без Путина в последнее время ничего не делается: его решающий вклад подчеркивают и в договоренности о сокращении добычи нефти с ОПЕК и в продаже 19,5% «Роснефти» иностранным инвесторам. И хотя первое в Кремле охотно подтверждают, со вторым утверждением категорически не согласны – президент в приватизацию крупнейшей нефтяной компании России не вмешивался.
Пожалуй, это не совсем так. Стоит вспомнить темный эпизод, когда в конце октября Путин прокатился на машине с Вагитом Аликперовым и предложил крупный пакет акций прямому конкуренту «Роснефти» – ЛУКОЙЛу. С одной стороны, главе государства приходилось закручивать интригу вокруг продажи «бриллианта в своей короне». Китайская Sinopec была готова вложиться, но только при условии, что ее допустят к управлению российским гигантом, а в «Роснефти» не собирались делиться контролем и опасались, что новый владелец объединится с BP, держащей 20% компании, и они сформируют блок-пакет. Индийские претенденты столкнулись с нежеланием крупных банков страны нарушать режим международных санкций и финансировать сделку. Вьетнамские, казахские и российские покупатели отпали сами собой. Других клиентов, тем более западных, не нашлось.
С другой стороны, Путин выступал поддержкой слабому правительству и продавливал приватизацию компании вопреки сомнениям ее главного исполнительного директора Игоря Сечина, который публично говорил, что продавать часть «Роснефти» сейчас, возможно, не лучшее решение. Однако на кону стоял государственный бюджет, ожидавший более 700 млрд руб. от сделки, и программа «большой приватизации», если не сама идея приватизации российской госсобственности вообще – а ведь многие засомневались, что она в принципе возможна.
Чтобы доказать президенту, что «настоящий» Игорь Сечин по-прежнему верен государственным целям, в «Роснефти» придумали схему с обратным выкупом: компания приобретает собственные акции с обязательством продать их стратегическому инвестору в течение года. Но и этот, казалось бы, выход имел неприятное последствие: 19,5% акций перестали бы быть голосующими и вес доли ВР резко бы вырос, что снова же снизило контроль со стороны действующего главы компании. Тем не менее, «Роснефть» вышла на долговой рынок и за полчаса заняла 625 млрд руб. на не совсем ясные цели. Игорь Сечин тем временем отправился в зарубежные поездки и даже не присутствовал на послании президента Федеральному собранию: его компания срывала сроки собственной приватизации.
Вернувшись, он лично доложил Путину о состоявшейся продаже пакета «Роснефти» консорциуму из швейцарского трейдера Glencore и катарского инвестиционного фонда – QIA (Qatar Investment Authority). Западные СМИ сразу же назвали сделку «неожиданностью», «рекордным иностранным вложением» в Россию и, конечно же, «триумфом Путина»: российский лидер снова обыграл Запад и показал, что санкционный режим ничего не стоит.
По словам Сечина, пакет акций удалось продать за 10,5 млрд евро – с 5% дисконтом от текущих котировок. На следующий день капитализация «Роснефти» на бирже резко выросла, и она потеснила «Сбербанк», сместив его на второе место в рейтинге самых дорогих компаний России. «Газпрому» и вовсе оставалось тихо курить в стороне. Но в пояснительном пресс-релизе Glencore внес сразу две существенные поправки. Во-первых, сделка не закрыта, а во-вторых, ее сумма 10,2 млрд евро. Не успела всех охватить эйфория, как возникло много вопросов.
Темная сделка
Госсекретарь США Генри Киссинджер как-то рассказал об уловках челночной дипломатии на примере того, как сосватать сибирского валенка дочери американского миллиардера. Каждой стороне, включая обязательную третью – в его случае швейцарский банк, необходимо представлять друг друга в еще не существующем качестве, но если все согласны, то обычный сибиряк женится на дочери Рокфеллера и занимает пост в совете директоров швейцарского банка, а через него швейцарцы получают полезную связь с известной династией финансистов, как и династия с ними. Сечин, судя по всему, занимался примерно тем же самым, но третья сторона неизвестна и пока кажется, что русский Ванька в дураках.
Прежде всего, директива правительства предписывала продать пакет «Роснефти» не менее чем за 710,8 млрд руб. В бюджет же поступит на 18 млрд меньше – 692 млрд. Это именно та разница в оценке завершенной, как считают в Кремле, или еще находящейся в процессе согласования, как полагают инвесторы, сделки – 300 млн евро. Возможно, их доложит Glencore и этим ее финансовый вклад в сделку ограничится.
Второй момент – «Роснефть» закладывает теперь уже порядка 10% своей будущей добычи для поставок Glencore, компании, которая почти ничего не тратит на ее покупку и тем более никак не рискует в крупной сделке. Glencore – это тот самый посредник, что поставлял зерно в СССР вопреки эмбарго, советскую нефть гнал в ЮАР, иранскую – в Израиль, венесуэльскую – на Кубу. Закрытая компания, всегда работавшая с «плохими парнями», как ее характеризуют на Западе.
Швейцарский трейдер давно торгует российской нефтью и берет за это щедрую комиссию. Так, например, при покупке «Роснефтью» ТНК-ВР Glencore предоставила кредит в обмен на десятилетние льготы на приобретение 190 тыс. баррелей в сутки. По новому соглашению, льготы коснутся еще 220 тыс. баррелей в сутки. Это старый прием Сечина: заложить будущие поставки нефти, еще не добытую нефть, чтобы добиться сиюминутной выгоды.
Если с сырьевым трейдером, стремящимся потеснить конкурентов, все более-менее понятно, то интерес катарского фонда QIA понять сложнее (он пока хранит молчание). Дело в том, что сотрудничеством в рамках консорциума с Glencore он заинтересован не был, поскольку владеет 8,2% акций трейдера. Тем более трудно объяснить решение QIA (со стороны фонда оно до сих пор официально не подтверждено) противостоянием англо-американскому союзу, в частности ВР. Тем не менее, его называют «реальным» инвесторов в покупке «Роснефти»: объем фонда составляет 250 млрд долларов и управляется он не то чтобы чересчур эффективно – в 2015 году его убыток от вложений в акции достиг 12 млрд долларов.
При этом непонятно, зачем катарцам занимать у крупного итальянского банка Intesa Sanpaolo 10 млрд евро, если они могут профинансировать сделку самостоятельно. Однако об участии Intesa заявлено официально. Еще непонятнее, для чего банку идти на столь высокий риск и выдавать кредит, который равняется 20% собственного капитала и четверти рыночной капитализации под залог акций «Роснефти», крайне ненадежных на фоне колебаний нефтяных цен. Но задаваясь второстепенными вопросами, мы уже позабыли крайне любопытное движение при перетасовывании колоды: «Роснефть» ранее привлекла 625 млрд руб.
Это была подстраховка на случай, если инвестора найти не удастся, говорил источник. Но в такой ход слабо верится, поскольку на счетах «Роснефтегаза», который владеет контрольным пакетом «Роснефти» и полностью принадлежит государству, скопилось около 550 млрд руб. дивидендов. Эти деньги и так принадлежат государству и могли быть востребованы в бюджет без всякой приватизации и выкупа «Роснефтью» собственных акций.
Поэтому есть альтернативные версии, зачем компании понадобилась столь внушительная сумма, и как она связана с продажей 19,5% акций. Поскольку больше всех в сделке рискует банк Intesa, 625 млрд руб. могли стать для него страховкой от кредитных рисков. Так, к примеру, «Роснефть» кладет их на депозит, а консорциум получает кредит на 10,2 млрд евро. Однако катарский фонд мог выступить поручителем или оплатить свою часть сделки из собственных средств.
Другой вариант – «Роснефть» передает деньги Glencore в счет погашения прежних обязательств (со времен покупки ТНК-ВР), выдает новые льготы, а трейдер вкладывает их в акции. Наконец, перед нами часть схемы: так как президент Путин настойчиво попросил Сечина не допускать «никаких колебаний на финансовом рынке» вследствие сделки, рубли, полученные от размещения облигаций, отправятся в бюджет, а валюта останется у «Роснефти» и будет использована для оплаты других сделок и выплаты внешних долгов.
В любом случае и Glencore и QIA остаются в плюсе: один получает большие объемы нефти по льготным ценам, второй – долю в крупнейшей нефтяной компании России. О банке Intesa беспокоиться тоже бессмысленно. Но что от приватизации 19,5% «Роснефти» приобретает Россия? Деньги, которые чуть в меньшем объеме лежали на счетах «Роснефтегаза» и полностью принадлежали государству. Зачем понадобилось делать сложные телодвижения, когда было достаточно протянуть руку и взять средства – большой вопрос и поле для поиска теорий заговора. Очевидно также и то, что Путину нужно было еще раз разрушить представление об экономической изоляции России, а Сечину доказать, что он по-прежнему лоялен президенту. Оба добились своего, но еще раз: что от этого получила страна, кроме очередной спецоперации?