По экспертным оценкам, в российскую медицину идет втрое больше средств, чем официальные 3,7% ВВП: еще два раза по столько же, около 3 трлн рублей, платят сами больные из своего кармана
«Хотите бесплатно или вам важно вылечиться?» — этот вопрос перестал быть у нас шуткой. Все привыкли: любой недуг, серьезнее насморка, заставляет хвататься за кошелек: хватит ли денег? На что-то хватает, на что-то приходится собирать с шапкой по кругу: СМИ полны призывами помочь тем, кому нужна помощь на лечение или операцию. Когда человеку нужна срочная помощь, некогда вспоминать, что Конституция гарантирует нам всем бесплатную медицинскую помощь. На здравоохранение у нас расходуется всего 3,7% ВВП. Но деньги эти растут. Вопрос в том, ощущаем ли мы, что качество медицинской помощи тоже растет?
Об особенностях распределения этой помощи «Новая» уже не раз писала. После публикации «Лист ожидания чуда» (№ 81 от 28.07.2010) в редакцию пришел наш читатель, который тоже получил направление на высокотехнологичную помощь в федеральный центр, но попал в лист ожидания Минздравсоцразвития. Он пришел в редакцию с вопросом: можете узнать, сколько денег получит клиника за мою операцию? Ответить было несложно: суммы, которые придут за больным в лечебное учреждение по тому или иному профилю, прописаны в приказе министерства и вывешены на официальном сайте. В данном случае это было 100 тысяч рублей с небольшим. Когда наш читатель узнал сумму, он просто криком кричал: «Дурак я, дурак, я больше отдал, чтобы получить квоту в своей республике, а теперь жду очереди. А если бы приехал с деньгами, уже лечился бы как платный больной». Вот такие у нас высокие технологии.
Получается, что дело не только в объеме финансирования. Еще до того, как Обама добился выделения дополнительных 940 миллиардов долларов на медицину, в США расходовали на цели здравоохранения 13,9% ВВП, или $4887 на душу населения. В Швеции государство направляет на медицину 9,2% ВВП — 300 млрд шведских крон при населении 9 миллионов человек. У нас в прошлом году отечественная медицина получила 1 трлн 235 млрд рублей (около 40 млрд долларов).
Однако, по экспертным оценкам, в российскую медицину идет втрое больше средств, чем официальные 3,7% ВВП: еще два раза по столько же платят сами больные из своего кармана — врачу, сестре или за лекарства. Если это действительно так, то получается, что в конечном итоге мы, налогоплательщики и пациенты, отдаем денег нашей медицине не меньше, чем она имеет в странах, где финансируется щедрее всего. Эффективности лечению это не добавляет.
Пока эксперты обсуждают прошедший первое чтение в Госдуме закон «Об обязательном медицинском страховании» и вывешенный на сайте Минздравсоцразвития законопроект «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», ужасно хочется понять, почему средняя продолжительность жизни в Швеции — 80,5 года, а в России — только 65. Как они так обустроили свое здравоохранение?
Этот вопрос мы задали Кристеру Андерсену, в прошлом — региональному министру здравоохранения контина Стокгольм. Кристеру легко сравнивать здравоохранение Швеции и России, потому что он — советник комитета здравоохранения Санкт-Петербурга. Часто бывает в Северной столице.
«Здравоохранение — самая сложная система взаимоотношений, — считает Кристер. — Как должно развиваться здравоохранение — понятно. Задача организаторов здравоохранения для всех одна: эффективная система здравоохранения — это наиболее эффективное распределение денег, которые находятся в ваших руках. Есть путь, которым идут во всем мире. Первое: не допускать попадания больного в больницу: цена лечения в больнице гораздо выше, а сегодня есть возможность проводить эффективные схемы лечения амбулаторно.
Для 2 млн жителей Стокгольма есть пять больших клиник. Десять лет назад было 15 таких стационаров. За последние 15 лет на 50% снизили число коек и на 50% — время пребывания в больнице. За это же время в Стокгольме увеличилось число поликлиник. Их сейчас 200, в них 1000 терапевтов и 800 узких специалистов. При этом качество здравоохранения выросло кардинально.
Тут я представляю свою московскую поликлинику и сомневаюсь, что уменьшение госпитального сегмента может улучшить качество амбулаторного лечения. У нас просто попасть к терапевту — практически неподъемное дело для человека работающего.
Качество здравоохранения в первую очередь обеспечивает врач. Но это еще не все. Немаловажно и время, которое пришлось потратить в очереди. У шведов и здесь все продумано. Сейчас в Стокгольме врач общей практики работает до 23.00 по будням, и по субботам, и воскресеньям — поликлиника принимает. А еще недавно все закрывалось с 17.00 до 20. В поликлиниках работают и государственные, и частные врачи, но для пациента это все равно: платит государство. Пациент выбирает врача, а у терапевтов — конкуренция, и это работает на качество. Шведское здравоохранение при этом продолжает совершенствоваться. Сейчас вводится новшество: у больного появилась возможность связаться с врачом по телефону. В специальном колл-центре такие первичные звонки выслушивают высококвалифицированные доктора и медсестры. Они дают только первый совет, но часто этого достаточно.
А у нас лечение в стационаре важно для многих еще и потому, что здесь дают бесплатные лекарства. Как только человек выписался из больницы, он должен сам их покупать. Даже крупнейшие федеральные клиники, подобрав тяжелым больным терапию, не могут отпускать их домой — на месте они не получат необходимых лекарств. Из-за этих организационных неурядиц денег тратится на порядок больше, пропускная способность клиник резко падает: больной получает квоту за квотой на высокотехнологичное лечение только для того, чтобы, например, провести очередной стандартный курс химиотерапии вдали от дома.
«В Швеции больные получают лекарства фактически полностью за счет государства, — рассказывает Сюзанна Хаканссон — директор по работе с государственными органами международной биофармацевтической корпорации AstraZeneca Sweden, — расходы на лекарства составляют примерно 12,5% расходов на здравоохранение в целом и чуть выше 1% от ВВП».
Сюзанна работает в фармацевтической компании, и понятно, что ее фирма заинтересована, чтобы государство закупало их препараты. Но за тем, какое лекарство попадет в список жизненно важных лекарственных средств, в Швеции следит специальное агентство (TLV). В список могут попасть только лекарства с клинически доказанной эффективностью. И распределяются препараты не по каким-то привилегированным группам (ветераны, инвалиды и т.д.) — все пациенты в равной степени обеспечиваются лекарствами. Еще до того, как препараты попадают в списки для госзакупок, на этапе клинических испытаний и регистрации с фармпроизводителями плотно работает агентство по фармпрепаратам. Как подчеркивает Сюзанна, это тесный, но очень нейтральный диалог (про откаты даже не сразу понимает). Еще одно агентство — по оценке методов в области здравоохранения (SBU) — отслеживает критерии доказательной медицины уже в процессе применения того или иного препарата или метода лечения. Неэффективное лекарство не только не может попасть в госзакупки, оно и удержаться там не смогло бы благодаря такому контролю.
В Швеции очень высокие налоги. До 50% доходов. Но и здравоохранение бесплатное не в декларации, а на деле. Людей, которые пользуются платными клиниками, — единицы. На всю Швецию три частные больницы на 30 коек. Что такое гонорар врачу в конвертике, шведы просто не понимают. Этого нет. Нет и еще одной хорошо знакомой нам реалии — благотворительности. Жертвовать деньги кому-то на лечение шведским предпринимателям кажется странным: отдал половину своего дохода на налоги, а дальше больными должно заниматься государство. И оно занимается. Вопросы дорогостоящего лечения тоже решает. Правда, каждый случай рассматривается отдельно и персонально.
Лечение за границей — крайне редкий случай, а для чиновника просто невозможный. На некоторые виды помощи существует очередь. Так, например, бывший премьер-министр Швеции нуждался в эндопротезировании сустава. Он, как и всякий пациент, оказался в очереди на этот вид высокотехнологичной помощи. И только после широкого обсуждения общественность убедили, что он должен претендовать на эту операцию вне очереди, так как не может самостоятельно подниматься на трибуну для выступлений. Производственная необходимость заставила. Сложно представить нашего чиновника в общей очереди на получение лечения.
