Пятница, 01 Февраля 2013 08:19 Суруналыыс Марина САНТАЕВА депутат Афанасий МАКСИМОВТАН интервью ылбыт толору көрүҥүн Aartyk.Ru хаһыакка бэчээттиибит. "Афанасий Максимов про фраеров и порядочных людей «Не политика грязная, а политики» Практически каждый, кто следил за «делом Максимова», вольно или невольно проводил параллель с другим громким процессом, закончившимся не так давно благополучно для его фигуранта – полным оправданием и реабилитацией. Все уже поняли, о ком идет речь. О бывшем министре по молодежной политике республике Алексее Еремееве, сначала осужденном к реальному сроку, а затем оправданном. Неожиданно или ожидаемо –это уже другой вопрос. Согласимся, сходства в этих двух процессах действительно есть: во-первых, на скамье подсудимых публичные люди – министр и депутат, во-вторых, в обоих случаях оба совершенно уверены в собственной невиновности, и наконец, в-третьих, оба раза выносится обвинительный приговор, который затем полностью отменяется вышестоящим судом. Более того, защита Максимова – видимо, по аналогии с Еремеевым, о смягчении приговора которому подавал прошение сам президент - даже организует сбор подписей (более 8 тысяч) в поддержку осужденного депутата. Это, правда, не помогает. Но на войне, что называется, все средства хороши. Не будем забегать вперед, говоря о финале «дела Максимова», тем более что его повторное рассмотрение только началось. В нашей полуторачасовой беседе с Афанасием Максимовым эта тема заняла не главное место.
Меня оправдают «НВ»: Афанасий Николаевич, вам прямо спокойно никак не живется, не успели освободиться, как новая история – с исчезновением вашего паспорта. Что произошло? А.М.: Дело в том, что когда человек попадает туда, на него заводят дело в спецчасти и все документы передаются туда. Так и у меня: паспорт забрали, а когда из колонии везли на суд, я почему-то спросил: «Вы паспорт мой положили?». Конвой мне отвечает: «Конечно!». А потом 26-го мне в Верховном суде приговор отменили, меня отпустили и тут-то и сказали: мол, паспорта вашего нет. Я в тот момент не стал поднимать шум, вышел, написал письмо Иноземцеву (начальнику УФСИН Якутии – прим.ред.). Но ответа до сих пор нет. А там потерять паспорт невозможно, поэтому я считаю, что это их мелкие пакости мне. Я ведь вышел, и сейчас столько людей как на иголках сидят, ведь по новому УПК, если меня оправдают, их могут привлечь к уголовной ответственности. «НВ»: А вы рассчитываете, что вас на этот раз оправдают? А.М.: Верховный суд России очень редко возбуждает надзор. Я пока там сидел, изучил статистику, согласно которой надзорное производство в высшей судебной инстанции возбуждается в пяти случаях из ста. Это очень мало, согласитесь. При этом из этих пяти возбужденных производств удовлетворяется около 95 процентов. А у меня в надзорном постановлении все написано: в нем указано на огромное количество нарушений, их около двадцати. Поэтому я уверен, что меня оправдают. «НВ»: Но вы и в первый раз были уверены, разве не так? А.М.: Естественно, я не думал, что 12 декабря меня возьмут прямо из зала суда и арестуют. Да, я допускал, что приговор будет обвинительный, им деваться некуда, и они дадут три-пять лет условно. Но вот такого… Вы же были на суде? Что делал судья в эти полтора года? Почти постоянно спал. Ни одного нашего ходатайства не удовлетворил. Сейчас вот мы дали отвод всему составу суда. Считаем, что имеем на это право. Верховный суд отменил первый приговор, отправив дело на новое рассмотрение в ином составе суда. В ином. А кто входит в состав суда? Судья, секретарь, прокурор. Но почему там снова сидит гособвинитель Котеля, которая во время первого процесса вела себя, как бы помягче сказать, неподобающе. Мы делали замечания, но этого в протоколе нет. Да, закон дозволяет участие прокурора повторно, но есть же фактические обстоятельства дела. И потом, кроме УПК есть конституция, есть рамочные законы. Так что посмотрим. С детьми общаюсь нормально «НВ»: Мы выше говорили про ваш паспорт. Извините, но вам он зачем сейчас, вы уехать хотите, находясь на подписке? А.М.: Да, я хотел съездить в Москву, я детей своих год не видел. До этого я три года на подписке был, и ничего, ездил. Это делалось очень спокойно: я подходил к судье и говорил: мне надо съездить туда-то. Он говорил: хорошо, езжай, но к судебному заседанию будь. Все. И сейчас судья тоже может дать такое же разрешение. Я же не могу сейчас сына сюда выдернуть, он учится, старшеклассник, а это ответственная пора. Кроме того, мне надо съездить в Москву и по своим общественным, политическим делам. И поэтому они (ударение на слове), зная, что им надо меня оправдать, строят мне всякие препоны, тянут время, играют на нервах, ограничивают мое передвижение. Но не дождутся. Год не видел сына, потерплю еще. Он сам на каникулы приедет. «НВ»: А вообще с детьми как-то общаетесь? А.М.: Конечно. Через скайп. «НВ»: Отношения из-за развода не испортились? А.М.: Нет. Все у меня с моими детьми нормально. «НВ»: Вы и с Сарданой зарегистрировали брак. Когда успели? А.М.: Во время моего заключения в колонии.
Почему не сняли депутатские полномочия «НВ»: Во время следствия, судебного процесса и после вынесения приговора не вставал вопрос о снятии депутатских полномочий? А.М.: Ни во время следствия, ни во время судебного этот вопрос не вставал, ведь до вынесения приговора и вступления его в законную силу у меня не было судимости. А после вступления приговора в законную силу депутатские полномочия должны быть сняты. Это регламентировано федеральным законодательством. Но есть республиканский закон, согласно которому депутата Ил Тумэна может снять только сам Ил Тумэн. Но вы же помните, сколько было прецедентов до меня: люди сидели в тюрьмах, продолжая быть депутатами. Так что Ил Тумэн эти традиции вовсю продолжает. В то же время, я помню, когда Николая Ивановича посадили (Соломова – прим.ред.), прокуратура не вносила представлений, чтобы с него были сняты полномочия. А в моем случае, я знаю, прокурорские ставили перед Басыгысовым вопрос о лишении меня мандата. Дело в том, что я писал депутатские запросы: по вопросам содержания СИЗО, по качеству воды, по прокурорским делам. Я активно работал. Это их раздражало. Но, как видите, полномочия с меня так и не сняли. Хотя это нонсенс, нарушение. Я считаю, что это неправильно. «НВ»: Должны были снять? А.М.: Да. Закон писан для всех. Но этот вопрос даже не выносили на обсуждение. Пытались, но депутаты отказывались. Все вопросы проходят через комитет, в комитете все голосуют против, и все – вопрос снимается с повестки. И прокуратура не может ничего сделать. Сейчас с меня судимость снята, я не судим, и теперь суд должен решить, какой приговор мне вынести. Так что теперь имею право быть депутатом по закону.
Безработные зеки «НВ»: Вы находились в заключении больше года. Где вы содержались? А.М.: В общем количестве я отсидел 379 дней. Из них около четырех месяцев в СИЗО. Остальное время - в колонии в Верхнем Бестяхе. «НВ»: Чем вы там занимались? А.М.: Читал. Занимался самообразованием. «НВ»: Не работали, что ли? А.М.: А там работы нет. Там сидит тысяча человек, из них работает максимум сто человек. И то это люди, которые имеют прикладные профессии – рисовать умеют, мастерить что-то. Это раньше, в советское время колонии были трудовыми, все заключенные работали и зарабатывали, и после выходили из колоний с нормальными деньгами. А сейчас там никто не работает. В России сидит 800 тысяч человек, из них работает только 250 тысяч. И на них мы тратим ежегодно 250 млрд рублей, это в два раза больше бюджета нашей республики. Раньше бы все они приносили пользу, производя что-то нужное, создавая, а сейчас просто сидят, им не дают работать, не создают условий для этого. В том же Верхнем Бестяхе. Я считаю, это геноцид против собственного народа. Да, понятно, они виновны в совершении преступлений, но ведь никто не лишал их гражданских прав – на труд, на медицину, которой там тоже фактически нет. И выходят они оттуда больными. Про туберкулез я даже говорить не хочу. Я думаю, истинную статистику от народа просто скрывают. На самом же деле уже нужно бить тревогу по заболеваемости туберкулезом. Вот свежий случай - в аппарате Ил Тумэн у сотрудницы нашли открытую форму туберкулеза и всех в срочном порядке отправили на флюорографию, но она выявляет уже среднюю или последнюю стадию болезни.
Уголовное право изучил блестяще «НВ»: К вам в тюрьме было особое отношение? Депутатский мандат помогал? А.М.: Дело в том, что как ты жил на воле – там так и говорят – «на воле», так ты будешь жить и в тюрьме. Если ты был на воле болтуном, или, говоря жаргонным языком, фраером, ты и там будешь фраером. А если был порядочным человеком, ты и там им останешься. У нас такое представление, что тюрьма – это страшно. На самом деле это не так. Там очень много порядочных, толковых людей. Основная масса заключенных попала туда по пьяни, по стечению обстоятельств. Но там свои законы и свой порядок. «НВ»: Каким образом вы общались с внешним миром? А.М.: Оттуда можно звонить, там есть автомат-таксофон. Письма можно писать. Есть такое понятие, как тюремная почта. «НВ»: Это правда, что когда человек сидит в заключении, он начинает усиленно изучать законодательство? В частности уголовное и уголовно-процессуальное. А.М.: Да, это правда. «НВ»: Насколько вы поднаторели в этих вопросах? А.М.: У меня с этим все отлично. Я только что закончил читать институт уголовного права. Почти пять лет - с тех пор, как в отношении меня возбудили уголовное дело, я не прекращал изучать эту тему. Одно дело, когда ты наблюдаешь это со стороны, и совсем другое – когда ты находишься внутри ситуации. Ты видишь, как работают оперативники, следователи, прокуратура, адвокаты, судьи, система ФСИН. Это огромная школа. Бесценный, можно сказать, опыт.
От кого независимы судьи «НВ»: Цена этому опыту дороговата, не кажется? А.М.: Я верю в судьбу. Наверное, этому суждено было быть, я должен был через это пройти... Эта система поставлена так, что попавшие туда люди часто ломаются. Но если ты это выдерживаешь, то выходишь оттуда «ежиком», с другим взглядом на жизнь. Я вот сейчас фотографию сделал на новый паспорт. На этом фото сидит совершенно другой человек, не тот, который был на старом паспорте. У того, другого, взгляд повзрослевшего, повидавшего жизнь человека. И это, наверное, тоже хорошо. Вот почему люди специально выбирают для себя лишения? Монахи, например? Они ограничивают себя сами в поисках истины. Я не хочу корчить из себя героя. Но в моем случае было два пути: продаться, сломаться, согласиться или идти до конца. Я же понимал, что там могли со мной сделать. Там не любят, когда человек отстаивает права. Сразу начинают давить. У меня еще до того, как я в колонию приехал, было пять постановлений. В колонию я приехал с красной полосой. Это значит - склонен к побегу, агрессивен и т.д. По сути, меня должны были дальше отправить в закрытую тюрьму, а затем вывезти за пределы республики, чтобы лишить меня связи с внешним миром и предать забвению. Их остановило только то, что в июне верховный суд России запросил дело. Но как его долго отсюда отправляли, якобы у горсуда денег не было на отправку почты. Это же смешно! Вообще, в моем деле замешаны все, в том числе председатель городского суда Летучих, которая сама лично подписала разрешение на обыск народного депутата. Она хоть бы УПК открыла, посмотрела, где написано, что для обыска у депутата существует особый порядок. Ходатайствовать об этом имеет право только следственный комитет с разрешения регионального руководителя (то есть Мезрина), вот и все. И вот они приходят с обыском пол-одиннадцатого ночи, выпивают весь мой бар, весь алкоголь. Меня там нет. Ну ладно, пусть ребята пьют, я не против. Но они находят в прихожей досье на меня 15 листов, подписанное мною же, с какими-то схемами. Абсурд! Эксперт экспертного учреждения при МВД пишет потом: «Возможно, это подпись Максимова». Что значит «возможно»? Вообще-то, все сомнения, согласно презумпции невиновности, трактуются в пользу обвиняемого. Тем не менее, эти так называемые документы ложатся в основу обвинения. Все, дело готово. А все судьи городского суда зависимы от председателя. К тому же выясняется факт, что муж председателя работает прокурором в антикоррупционном отделе. Да это же семейный подряд. А мы удивляемся, что Еремеева сначала осудили, а потом оправдали. Независимые, говорите, судьи? Ну-ну…
Избавиться от депутатов «НВ»: В местах заключения вы подтверждали свой депутатский статус, внося законодательные инициативы. Их было несколько. Какова их судьба? А.М.: К сожалению, они пока не нашли применения. Но я намерен довести их до конца. В частности, это касается моего обращения по прокурору Подласенко, чтобы проверили, почему он прошел на второй срок без утверждения Ил Тумэна, как это прописывает закон. Кроме того, я намерен поднять вопрос о прокурорских надбавках. У нас вообще Ил Тумэн глухой или слепой? Он есть или нет? «НВ»: кстати, ваш коллега Эрнст Березкин на днях в интервью выразил мнение, что депутатскому корпусу нужно обновление на 80 (почему-то) процентов. А как считаете вы? А.М.: Я согласен. От тех депутатов, которые превратили депутатское кресло в источник доходов, нужно избавляться. Эти люди прилипли к своим креслам. Они привыкли к тому, что их содержат. Я десять лет работаю депутатом на освобожденной основе, и ничего, кроме головной боли, не нажил. Конечно, мой статус депутата мне помогал в решении многих вопросов, в том числе в работе в нефтегазовой отрасли. Но сейчас я буду заниматься политикой профессионально.
Бизнес мне больше неинтересен «НВ»: Что это значит? А.М.: Уйду из бизнеса и буду депутатом на постоянной основе. «НВ»: Зачем вам это? Вы же сами говорите – головная боль и все такое. А.М.: Ну давайте порассуждаем. У нас правовое государство с тремя ветвями власти – законодательной, исполнительной и судебной, которые должны быть независимы друг от друга. Возьмем последних, к примеру. Судьи получают зарплату, которой обеспечиваем их мы с вами. Но если они у нас независимы, почему федеральных судей утверждает исполнительная власть – президент РФ? Вот вопрос. Председателей Верховных судов утверждает Совет Федерации, но вносит ходатайство президент. А федеральных судей утверждает напрямую президент своим указом после прохождения Высшей ККС и других инстанций. Таким образом судья получает от исполнительной власти мантию и зарплату. Вопрос: пойдет ли судья против нее? Государство взяло их за одно место. У нас сегодня избирательное право. Посадить могут любого. Каждого. Как бороться с этой системой? Для этого нужно быть внутри нее. Ну вот выйду я завтра на площадь Ленина, начну кричать лозунги, чего я добьюсь? Ничего. Поэтому, повторюсь, нужно заниматься этим системно и профессионально. «НВ»: То есть вы твердо намерены выдвигаться на предстоящие выборы в Ил Тумэн? А.М.: Обязательно. От Таттинско-Томпонского округа. «НВ»: А как же бизнес? А.М.: Бизнес мне неинтересен. Мне интересны другие вопросы. Например, возьмем бюджет. Президент говорит, мы впервые перешагнули порог в 0,5 триллиона рублей. 530 млрд у нас – валовый региональный продукт. При этом мы самый высокодотируемый регион. Почему? Вот вопрос. Затем, почему наши муниципалитеты обладают по сути всего двумя видами полномочий – кладбище и уборка территорий? О чем говорил Прохоров? О том, что надо реорганизовать экономическое пространство, давать субъектам больше полномочий. А его ловко так перефразировали и стали обвинять, что он призывает убрать национальные республики. Да не это он говорил. Речь шла о другом! «НВ»: Вы, кстати, не вступили в его партию? А.М.: Нет. Но вступлю. «НВ»: Вы ведь еще раньше согласились возглавить республиканское отделение партии Прохорова «Правое дело». А.М.: Да. Но с партией «Правое дело» вышла оказия. Кремлевские кукловоды сходу начали играть в свои игры. Прохоров повел себя порядочно, он не стал играть в их игры, послал этих клоунов и создал новую партию. Вот говорят, политика грязное дело. А я скажу по-другому: есть грязные политики. «НВ»: На прошлой неделе президент озвучил свое послание Госсобранию. Вам он не послал приглашения. Почему? А.М.: Да, говорят, были персональные приглашения от президента. Но почему я должен ждать приглашения? Я пришел сам, послушал его. Сейчас готовлю свое послание к нему. Многие вещи президент говорит правильно, но есть противоречия и не указано механизмов решения. Я изложу свое видение некоторых проблем. А вообще, к Егору Афанасьевичу я отношусь очень хорошо. Так же и к Вячеславу Анатольевичу (Штырову – прим.ред.). Мы долго работали вместе. В какой-то мере они являются моими учителями.
Генетическая память саха «НВ»: В последнее время звучит множество версий о происхождении якутов. Вы ведь поддерживаете версию Игоря Тургуна о саха-ураанхайцах? А.М.: Да, поддерживаю. «НВ»: И вы тоже ратуете за чистоту крови? А.М.: Ну если на то пошло, то я сам не совсем чистокровный якут. У меня прабабушка русская. Мой прадед, сын купца, украл ее у отца-священника и увез к себе в алаас. А насчет чистоты крови, ураанхайцы ведь приезжали и женились на местных, брали жен и наложниц. Так что как тут говорить о чистоте крови? Ураанхаец – это скорее состояние души. «НВ»: Так вы сам-то какой версии происхождения саха придерживаетесь? А.М.: Я считаю, что саха-ураанхайцы пришли с юга. Об этом говорит топонимика, которая представлена множеством не якутских, а тунгусских названий. Об этом говорит наш календарь, например, муус устар – это апрель, а у нас лед идет в мае, то есть календарь опережает природные явления. У саха ведь раньше в календаре было тринадцать месяцев. Они считали их по ходу месяца, месяц состоит из 28 дней. И между сентябрем и октябрем был пятый месяц – бэhинньи. Вот у нас сейчас остался октябрь – алтынньы, а того пятого месяца нет. И еще у меня есть свои внутренние ощущения. Я в молодости учился на Украине, бывал в степи, и когда смотрел на эти просторы, мне казалось, что я здесь уже когда-то жил, и отчего-то становилось необъяснимо грустно. И верхом я никогда не ездил, а в тридцать лет я сел на лошадь, и меня просто понесло. Потом мне говорят, ты, мол, словно родился в седле. А я думаю, это генетическая память. Так что я все же чистокровный саха-ураанхаец.
