Разговор с Татьяной Эверстовой, буквально ворвавшейся в большой кинематограф
Фильм «Его дочь» в постановке Татьяны Эверстовой стал настоящей сенсацией нынешнего киногода. Режиссер из Якутии, экономист по образованию, самоучка в кино, доселе практически неизвестная широкой публике, она собирает награды на престижных фестивалях. За свою первую большую ленту, рассказывающую о взрослении юной души, Эверстова получила Гран-при Выборгского кинофестиваля «Окно в Европу» и спецприз жюри с формулировкой «За чистоту и глубину авторского высказывания». А на днях и приз за лучший дебют на Первом Уральском кинофестивале. Между прочим, чтобы доснять свою ленту, Татьяне пришлось продать квартиру — но оно того стоило!
— Татьяна, что с прокатом нашумевшей вашей ленты, увидит ли ее зритель?
— Пока насчет этого мы даже не думали. Слишком много предложений от фестивалей. И в России, и за ее пределами. Звали в Ханты-Мансийск, Челябинск, на Сахалин, в Прибалтику, на региональные фестивали в Чехии, Польше, Франции. Но я хочу попасть на крупный международный киносмотр. Торонто и Пусан мы уже пропустили, потому что хотим принять участие в Берлинском фестивале, который стартует в феврале. Необязательно, чтобы фильм попал в основной конкурс, я буду рада и одной из параллельных программ. А уже потом будем думать о прокате в России. Не уверена, что у нашей исповедальной, лирической камерной ленты, в которой отсутствует внешняя динамика, будет широкий прокат. Что ж, тогда с удовольствием продолжим показывать ее в российских регионах: локальных предложений хватает.
— Почему вы так поздно дебютировали в кино, вам ведь, простите, не 25 лет...
— И даже не 35. Я уже бабушка, у меня есть внуки. Интересоваться кино я начала после 30 лет. А снимать стала в 38. У меня такое мнение на этот счет: если тебе нечего сказать, лучше вообще не говорить. А жизненный опыт, внутренняя глубина приходят все-таки с возрастом. Я долго думала, в какой форме выразить себя, свои мысли и чувства. Постепенно пришла мысль снять кино, у нас в Якутии — настоящий кинематографический бум.
Я экономист по образованию, а в кино я самоучка. Начинала с крошечных, по несколько минут каждый, фильмов, в которых опиралась на якутскую культуру и мифологию. А потом отважилась снять короткометражку под названием «Апокалипсис», с которой попала в Канны, в «Уголок короткого метра». Там познакомилась с ирландскими, английскими, французскими кинематографистами. Последние помогли мне найти оператора и других специалистов для съемок моей первой полнометражной картины.
— Удивительное дело: дебютный якутский фильм снимает французский оператор...
— Самое интересное, что у него, как и у меня, не было никакого опыта. Я брала, по сути, кота в мешке. Но Веслей Мрозински снял картину, на мой вкус, замечательно. И получил по договору за свою работу раза в три меньше, чем запросил бы самый скромный русский оператор.
— Самое время спросить: где вы берете деньги на свое кино?
— Короткие фильмы я снимала на свои деньги, они почти ничего мне не стоили. Но на полнометражный «Его дочь» решила попросить финансирования у чиновников якутского и российского министерств культуры. Писала письма, посылала сценарий. Вроде никто впрямую не отказывал, но и денег я не дождалась. Переписка, ожидание тянулись месяцами. В какой-то момент президент Якутии лично распорядился выделить мне на фильм 5 млн рублей, но они растворились в местном Минкульте и до меня не дошли. Тогда на семейном совете решили снимать кино на свои деньги. Сели с мужем, подсчитали предполагаемые затраты. Получилось не так много, особенно с учетом того, что некоторые непрофессиональные актеры снимались бесплатно. Решили, что потянем. В 1997-м мы с мужем переехали из Якутии в Москву. Хотели, чтобы наши девочки поступили в МГУ, получили хорошее образование. В Якутии все продали, снимали в столице квартиру. Свободные деньги вложили в акции Сбербанка, нефтяных и газовых компаний, которые после дефолта 1998 года продавались за бесценок. В нулевые рынок рос. На эти деньги мы и решили снять кино. Но 2008 году рынок рухнул, и в разгар работы над фильмом денег у нас осталось с гулькин нос. Я отказалась от всех трат и покупок, все вкладывала в кино. Помогала семья. В итоге фильм сняли, но на завершение работы денег уже не осталось. Поэтому постпродакшен длился очень долго, пять лет.

За час до очередного триумфа

В это время было сложно. Муж потерял работу, у меня работы не было, у детей тоже. Продали квартиру в Москве. Но жизнь не стоит на месте. Недавно мужа пригласили на работу, зять стал строить спортивную карьеру, так что общими усилиями завершили фильм. О картине случайно узнали специалисты, пригласили на фестиваль в Выборг. Там случился неожиданный для меня фурор, посыпались призы, рецензии, интервью. Я наслушалась много добрых слов. Захотелось продолжения...
— Есть замыслы новых фильмов?
— Их много. Хочу снять своеобразную автобиографическую серию. Первая лента «Его дочь», как вы знаете, рассказывает о маленькой девочке Тане, которая живет у бабушки с дедушкой в деревне, прикасается к миру природы, к традиционному якутскому быту. Познает, что такое тишина, жизнь, страх, смерть, одиночество, родительская любовь...
— Но в фильме ваша мама появляется всего в одной сцене, а отец и вовсе на небесах...
— Да, я росла у бабушки с дедушкой, мать видела редко. Отца и вовсе не застала: он умер, получив производственную травму, когда моя мама была на седьмом или восьмом месяце беременности. До этого и сразу после этого умерли еще несколько человек из нашей родни. Мама все время всех хоронила. Поэтому я родилась слабенькая, плаксивая. Да и мама сама вскоре заболела туберкулезом. Болезнь заразная, ее отправили на лечение, это длилось несколько лет... Поэтому мои первые жизненные впечатления связаны с тем, что у меня нет мамы и папы. Я даже не подозревала, что у детей они должны быть. Родителей мне в это время заменили бабушка с дедушкой. И окружили меня таким теплом, вниманием, любовью, которые согревают меня по сей день.
Мама появилась в моей жизни позже. В тубдиспансере, куда ее отправили на долечивание, она встретила человека, вышла замуж. И приехала забрать меня к себе, в новую семью. Я этому воспротивилась, хотя и чувствовала, что мама меня любит. Но и бабушку с дедушкой я бросать не хотела. Моя мечта в то время была, чтобы мы жили все вместе, большой семьей. Но так не получалось: у мамы и ее мужа работа была в другом поселке. В итоге я переехала к маме, когда уже вступила в подростковый возраст. Вот об этом периоде моей жизни я планирую снять второй фильм. Здесь уже не будет пасторальных, идиллических красок, это будет жесткое кино с социальным уклоном, почти триллер.
— А заключительная часть трилогии о чем будет?
— Я хочу снять четыре фильма о разных периодах своей жизни. Помните, как поется в песне у Окуджавы: девочка плачет, а шарик летит. Потом плачет девушка, потом женщина, потом плачет старушка, что мало прожила... Но я понимаю, что финансирование на этот автобиографический проект мне никто не предложит. Поэтому хочу снять еще и коммерчески успешный фильм, чтобы заработать на реализацию своих идей. Снимать фильм по чужой идее, в особенности какой-нибудь сериал, я ни за что не соглашусь. Вынашиваю сейчас замысел спортивной драмы, основанной на биографии моего зятя Виктора Лебедева. Он родился в семье оленеводов, благодаря характеру, упорству многого добился. Занялся борьбой, выступал на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро. К сожалению, не стал чемпионом, а я не имею права лгать в своем творчестве. Опираюсь только на реальные факты и события моей жизни и на судьбы окружающих меня людей. Поэтому предстоит еще найти небанальный сюжетный ход и финал для этой истории.
— Планов у вас громадье. Где будете их реализовывать: в Москве, в Якутии?
— Этим летом мы с мужем вернулись из Москвы на свою малую родину. Мы из разных улусов, поэтому решили поселиться в срединной точке — в Якутске. Там сейчас живут наши дочери, внуки, надо быть поближе к ним. Тем более маленьким нелегко, родители отдали их в якутскую школу. Надо учить язык, постигать основы национального уклада. В свое время мне много дали бабушка с дедушкой. Теперь пришло мое время возвращать долги. Хочу подарить внукам побольше внимания, душевного тепла. Но пока не получается: меня закружила фестивальная круговерть. Хотим построить дом, а временный я даже не могу обустроить толком, чтобы зиму перезимовать. А зимы у нас в Якутии суровые...
— Вы себя чувствуете европейкой, азиаткой?
— Евразийкой. Я бывала за последние годы в нескольких бывших советских республиках, знаю, что простые люди мечтают о воссоздании СССР. Это наивное желание, но я людей понимаю. Да, надо беречь, сохранять свои национальные особенности и традиции, но при этом хорошо бы держаться вместе. Страны СНГ тянутся к России, нам надо двигаться к ним навстречу, не отталкивая высокомерием с позиций «старшего брата». Меня в Москве многие принимали за казашку или киргизку — за «понаехавшую». И на бытовом уровне порой давали понять, что я человек второго сорта. Когда я говорила, что я россиянка, только родом из Якутии, в их отношении ко мне мало что менялось. Мол, зачем нам эти малочисленные народы и далекие земли с их вечной мерзлотой? А откуда берутся нефть, газ, алмазы, пушнина — об этом не все имеют ясное представление. В СССР было много проблем, и экономических, и социальных, но дружба народов — это было реальное завоевание огромной многонациональной страны. Так что современной России есть еще куда расти в этом направлении.
— И последний вопрос. Сейчас все чаще говорят о «якутском феномене», «якутском чуде» применительно к кинематографу. Расскажите немного об этом.
— В начале 90-х очень много наших ребят отправились в Москву, в Петербург учиться на кинооператоров, сценаристов, режиссеров. В большинстве своем они вернулись на родину. С горящими глазами, с желанием снимать национальное кино. Они снимали, а другие, кто в эти годы им помогал, кто был рядом, учились на реальном опыте. Работая в группах у своих товарищей, они многое постигли, а затем отпочковались, создали свои студии. Сегодня в Якутии в год снимаются десятки фильмов на якутском языке, их смотрят люди, они берут кассу. Один из последних фильмов-рекордсменов собрал 26 млн рублей только в Якутии, хотя был снят за копейки по сравнению с общероссийскими картинами.

Татьяна Эверстова с главным специалистом по якутскому кино - екатеринбургским киноведом Сергеем Анашкиным

Есть удачи и в так называемом авторском кино, фильмы Сергея Потапова, Михаила Лукачевского и других кинорежиссеров участвуют в российских и международных кинофестивалях, берут призы. Чудо это или не чудо — я не знаю. Знаю только, что раньше о малочисленных народах рассказывали, снимали фильмы представители других, «больших» народов. А сегодня мы начали говорить о себе сами. И мне кажется, нам есть что рассказать о себе и России, и миру.

В интервью газете "Труд" режиссёр фильма "Его дочь" Татьяна Эверстова обвинила Министерство культуры и духовного развития Якутии в нецелевом расходовании денег, переданных ей на съемки фильма. Минкультуры направило официальное разъяснение на это высказывание.