Main » 2011»Олунньу»22 » У нас есть одни частные предприятия, которые ближе к Правительству и государству, чем другие частные предприятия. Т.е. пользуются администра
У нас есть одни частные предприятия, которые ближе к Правительству и государству, чем другие частные предприятия. Т.е. пользуются администра
17:48
Единороссы обиделись на Кудрина за "социальный популизм"
ИА SakhaNews. В российских СМИ, на сайтах политической направленности активно комментируется выступление вице-премьера, министра финансов Алексея Кудрина на Красноярском экономическом форуме. "Независимая газета" в обзоре событий за неделю пишет: "Любопытная пикировка случилась на прошедшей неделе между министром финансов Алексеем Кудриным и «Единой Россией». На пленарном заседании VIII Красноярского экономического форума в докладе «Настройка системы управления: уроки кризиса» он впервые публично поспорил с правительством и партией власти, обвинив их в социальном популизме. Министр объяснил отступление от принципов модернизации предвыборными интересами ЕР. Партия страшно обиделась на министра".
На сайте «Единой России» приводится весьма показательное мнение секретаря президиума генсовета партии Сергея Неверова: «вместо того, чтобы заниматься реализацией экономической стратегии, министр финансов почему-то все время пытается спихнуть с себя решение этих вопросов, уходя от личной ответственности и переводя дискуссию на тему выборов».
Мы приводим полный текст выступления А.Кудрина (он имеется на сайте Минфина РФ, шрифтовые выделения - SN).
Уважаемые участники форума, уважаемые друзья!
Мне приятно выступить на этом форуме, выступаю здесь впервые. Помню, как три года назад еще кандидат в Президенты Д.А.Медведев выступил здесь и провозгласил концепцию «Четырех И». Институты, Инфраструктура, Инновации и Инвестиции. Эти лозунги актуальны и сейчас. Нам нужно обсудить, как реализовать последовательно эти идеи, которые абсолютно верны, но мы еще не до конца прошли путь их реализации. Еще было сказано, что свобода лучше, чем несвобода. В этом вопросе нам еще много нужно пройти, поскольку вопросы, связанные с посткризисной экономической политикой, будут решаться в период, когда нам предстоят парламентские выборы. А в следующем нам предстоят президентские выборы.
Важно, чтобы общество осознало, что эти выборы станут тестом. Смотром тех дел, которые осуществляет власть. Чтобы сами выборы были справедливыми и честными, чтобы на них были представлены все ведущие политические силы общества. Только это даст мандат доверия, который необходим для проведения экономических реформ. Если утвердится недоверие, то тогда и наши задачи не будут выполнены в полной мере.
В этом году Правительство уже проводит экономическую политику без антикризисной программы. Мы перешли к плановой постоянной работе. У нас завершились отчеты перед Думой по особым полномочиям Правительства, которые мы просили на период кризиса на 2 года. Мы должны продемонстрировать, что хотим отказаться от модели, которая была до кризиса, от которой, думаю, многие здесь хотели бы отказаться. Новую модель и политику нам еще предстоит выработать, сформировать. Постараюсь сегодня быть достаточно откровенным и посвятить вас в некоторые вопросы «кухни» работы Правительства. То, о чем нам приходится говорить, на что делать поправки, что учитывать.
Прежде всего, 2011 год в мировой экономике будет по темпам экономического роста ниже, чем прошлый. Прошел год «отскока» после падения в 2008-2009 годах основных экономик мира. По данным МВФ, если в 2010 году общий рост был 5%, то в этом году он ожидается на уровне 4,4%. На это повлияет и то, что многие страны снижают свои дефициты. Например, достаточно жесткая бюджетная консолидация в [Великобритании в четвертом квартале прошлого года вызвала спад на 0,5%, продолжают слабо расти инвестиции, сохраняются риски в банковской сфере, тормозится пока рост кредитования во многих экономиках мира. Но все страны для экономического роста будут соревноваться за инвестиции, и мы должны принять участие в этом состязании.
Хотя мировой кризис и снизил глобальные дисбалансы, тем не менее, многие страны по инерции возвращаются к некоторым докризисным моделям. Так происходит в США, стране с дефицитом счета текущих операций, где основным источником роста был спрос населения. Он опять восстанавливает и эта модель в американской экономике восстанавливается. Напротив, в Китае наблюдается спад внутреннего спроса, на который мы так рассчитывали. Уже нет прежних надежд на то, что Китай будет в той же мере, что и до кризиса, локомотивом мировой экономики.
Требуется повышение гибкости обменных курсов, когда этого не достигается, начинаются валютные войны. И с этим нам, вероятно, придется столкнуться. В среднем по развитым странам государственный долг превысил безопасную черту и подходит к 100%. Это означает, что еще один сегмент рынка становится более рискованным. США и Япония пока не предложили миру достаточно последовательную программу консолидации своих бюджетов. Поэтому, на наш взгляд, остаются риски для стабильности в целом мировой экономики.
Процентные ставки центробанков ведущих государств и Федеральной резервной системы остаются низкими. Продолжается скупка гособлигаций за счет работы печатного станка. И на развивающихся рынках появляются спекулятивные деньги, поднимающие цены нашего фондового рынка, сырьевых товаров. Это не будет происходить постоянно, скорее всего, нас ожидает определенная коррекция.
Россия за счет серьезного резерва, накопленного до кризиса, прошла его лучше, чем многие другие страны. Это несмотря на то, что риски для российской экономики были даже выше, чем для многих других. Мы уже выходим из кризиса. Наша промышленность достигла примерно 97-99% докризисного уровня. Но некоторые отрасли, такие как машиностроение, еще на 20% отстают от докризисного уровня. Металлургия - на 8%, строительство - на 5%. В то же время, полагаю, в конце этого года - начале следующего мы выйдем на докризисный уровень. В части ВВП, надеюсь, в начале следующего года мы выйдем на объем экономики примерно 2008 года.
Среди важнейших вызовов, которые определяют ту модель, с которой нам нужно идти дальше, стоит демография. Россия столкнется с демографической проблемой острее, чем многие страны. По данным Минэкономразвития, численность занятых в экономике с 2011 года в размере 67,9 млн. человек снизится к 2020 году до 64,6 млн. Это означает, что ежегодно у нас будет сокращаться количество занятых в экономике примерно на 300-400 тыс. У нас, в общем-то, не будет особо острой проблемы безработицы. У нас будет проблема нехватки рабочей силы. И сегодня практика регионов показывает, что есть крупные предприятия, в том числе в развитых центрах, где в дефиците представители инженерного состава, рабочие-станочники. Требуются кадры, причем кадры подготовленные. В связи с этим важно для нашей страны использовать еще один элемент улучшения инвестиционного климата. Перейти к быстрому переобучению, уйдя тем самым от структурной безработицы и миграции. Обеспечить мобильность рабочей силы.
Демография скажется и на пенсионной системе, на доходах бюджета, на его долгосрочной сбалансированности. Об этом еще скажу. В целом же прогнозы по России благоприятные. Мы сможем в ближайшие годы иметь устойчивый рост около четырех и выше процентов, хотя для России это недостаточно. Это примерно на среднем уровне мировой экономики. Мы не будем отставать, но и не будем продвигаться дальше, выходить вперед. Нам нужны темпы роста 6-7%. В связи с этим надо думать о новых факторах экономического роста, которых не было до кризиса. Мы должны существенно улучшить инвестиционный климат, чтобы обеспечить как приток инвестиций извне, так и мобилизацию наших внутренних инвестиций.
В 2010 году объем инвестиций у нас составил 20,5% ВВП. Это в номинальном выражении более 9 трлн. рублей инвестиций в основные фонды. Но пока что отрасли переработки и машиностроения получают их существенно меньше, чем необходимо для модернизации. Когда мы говорим о модернизации, то самым главным показателем является объем инвестиций и скорость обновления основных фондов, чтобы успевать за основными тенденциями мировой экономики, успевать внедрять самые современные технологии и оборудование. Уровень инвестиций определяется уровнем сбережения, склонностью граждан к сбережению. У нас не самые плохие показатели, до кризиса у нас сбережения находились на уровне свыше 30% и соответствовали периоду экономического бума «азиатских тигров»: Южной Кореи, Гонконга и других. Сейчас уровень сбережений - около 23%. А вот накопление, превращение сбережений в инвестиции у нас существенно отстает. Сейчас это около 20%, а разница между сбережениями и накоплениями отрицательная. У нас отток капитала составляет от 7 до 10 и более процентов. Мы никак не можем задержать свои же сбережения. Они инвестируются в других регионах мира.
В какой-то части это нормально. Мы входим в мировую систему. У нас есть крупные корпорации, они имеют и развивают свои подразделения. Но все-таки нужно отметить, что инвестиционный климат пока не удовлетворяет многих российский инвесторов. Они часть средств выводят в другие зоны, где может быть доходность поменьше, зато сохранность получше.
Доля передовой экономики в ВВП, которая определяет ее динамизм и конкурентоспособность, у нас пока еще на достаточно низком уровне. На период кризиса доля информационных технологий к ВВП составляла около 3,8%. Это на уровне ниже или существенно ниже, чем в Бразилии и в Китае. Да, у нас проходят позитивные процессы, растет экспорт нашей высокотехнологичной продукции. Но пока он достигает небольших объемов, примерно 3 млрд. долларов до кризиса, сейчас даже несколько снизился. Россия может потреблять высокотехнологичные товары. Перед кризисом они составляли до 25% всего нашего импорта. Такой импорт, как правило, означает инвестиции и создание новой базы для модернизации экономики. Но что такое 25%? Это около 70 млрд. долларов в год инвестиций, импорта оборудования и технологий. Сейчас уровень такого импорта снизился примерно в 1,5 раза. Хотя он и начинает восстанавливаться.
Прямые иностранные инвестиции упали также в 1,5 раза. По предварительным данным 2010 года, думаю, будет между 12-14 млрд. долларов. Это мало. У нас в лучшие годы доходило до 27 млрд. А сейчас у инвесторов есть настроение выждать, сделать паузу, посмотреть, как Россия восстановится после кризиса. Здесь нам нужно быстрее создавать необходимые условия и гарантии.
Необходимо снижать риски российской экономики. Например, нашу нефтегазовую зависимость. Мы много говорим о том, что от нее нужно избавиться. Пока это не удается. Есть риски, что мы снова станем воспроизводить докризисную модель, когда большой приток средств связан именно с высокими ценами на энергоносители. А приток капитала ведет к быстрому укреплению национальной валюты под напором временных, отчасти случайных нефтедолларов.
Какие риски выявил кризис? До него мы понимали, что когда-то некоторые из них станут реальными. Имею в виду снижение цены на нефть. Цена в 2008 году в своем пике в июле того года была на нефть типа Юралс 139,8 доллара. А уже в декабре 2008 года - 32,2 доллара. Со 139 до 32 долларов за 25 недель рухнула цена. И первый квартал 2009 года находилась на уровне 41 доллара. А ведь она могла там и остаться. Дело в том, что центробанки, Федеральная резервная система закачали очень большие деньги в мировую экономику. Они искали пристанище, вздули цены на сырьевые товары. Такая вот зависимость от легких денег, которые выдаются под нулевую ставку и ищут себе применения в виде заработка хотя бы в 1-2%. Они пока еще на мировом рынке. Мы еще живем в пик этого пузыря на сырьевых рынках.
Если в 2008 году средняя цена за год на нефть, которую мы производили, была 94,4 доллара за баррель, то в 2009 году составляла уже 61,1 доллара, упав на 33 долларов. Как это отразилось на наших доходах? Доходы федерального бюджета упали за 3% ВВП. Если бы мы не нарастили расходы в 2009 году, дефицит бюджета был бы где-то 3,7%. Но мы существенно увеличили расходы, поэтому дефицит у нас составил около 6%. В 2008 году у нас был профицит 4,1%, а в 2009 году - уже дефицит 5,9%. Разрыв составил 10% ВВП. Мы на 10% ВВП изменили баланс нашего бюджета за один только год под напором обстоятельств, независящих от России или зависящих частично в той части, где мы увеличивали расходы. И когда мне говорят, что давайте мы при цене 90 долларов за баррель поживем при дефиците 3%, то, думаю, это бесперспективная политика. Она означает, что в один прекрасный день мы можем получить падение еще на 3-4% ВВП сверх тех трех, которые мы уже имеем.
Если иметь дефицит в 4 или 5% ВВП, придется заимствовать средства на внутреннем и внешнем рынке. Что такое 3-4%? Это годовой прирост кредитного портфеля всех наших банков до кризиса. То есть государство выйдет и заберет эти деньги с рынка и скажет, что нам нужно финансировать свои расходы и зажмет частные инвестиции. Это шоки, которые стоят перед нами все время. Эти риски мы рассчитывали перед кризисом, пытались их избежать. И нам удалось это сделать в 2008-2009 годах.
Надо восстанавливать наш Резервный фонд, который перед кризисом был 10% ВВП. И еще было 8% ВВП в Фонде национального благосостояния. Суммарно у нас была «резервная подушка» в размере 18% ВВП накануне кризиса. Сейчас мы пока что не можем позволить себе накапливать. У нас в прошлом году цена на нефть была 61 доллар и дефицит около 3,9%. В этом году мы еще не знаем точно какая будет цена. Если она будет выше уровня 90 долларов, то это будет одна из самых высоких цен в истории, если брать в постоянных ценах. Предыдущий пик был в 1983 году - 83 доллара, если брать в сопоставимых ценах.
Мы снова вышли на пик цен, который долго не продержится. Нет объективных обстоятельств, которые объясняли бы такие цены. В этом смысле мы не имеем возможности в такой степени поддерживать дефицит при ценах выше 75 долларов за баррель. Для нас и 75 долларов - еще очень мягкая граница. Мы должны понимать, что вливание этих денег в российскую экономику снова создает серьезную зависимость от нефти и газа.
В целом кризис показал уязвимость прежней модели. Имею в виду не бюджет – его мы держали в достаточно жестких рамках. Хотя, считаю, нужно было действовать еще жестче. Мы могли работать лишь исключительно в благоприятных внешних условиях. Но в ближайшие годы наша экономика будет работать при более сложной внешней конъюнктуре, в условиях более умеренных потоков капиталов. В такой ситуации предстоит выработать новую модель развития. Одной из ее черт является экономика с низкой инфляцией, с достаточно устойчивым курсом, позволяющим создавать в экономике через финансовую систему, через банки, прежде всего, длинные деньги. Если банкир не уверен, что Правительство удержит инфляцию в ближайшие 3 года в размере 3-5%, он не выдаст вам кредит ниже 7-8%. А если мы имеем инфляцию 8,8% по итогам прошлого года, то кредиты по-прежнему будут выше 10%. Модернизацию с кредитной ставкой от 10 до 15%, выданных всего на три года, проводить вряд ли возможно.
Эта наша зависимость через финансовые ограничения создает барьер для модернизации, прежде всего тех отраслей, которые могут создавать высокотехнологичную продукцию. Мы сегодня должны говорить об управлении, чтобы решить эти задачи. Нам нужно, прежде всего, умело рассчитывать свои силы и те ресурсы, которые будут всегда ограниченными. Правильно распределять между социальной сферой, поддержкой развития, поддержкой инфраструктуры. Для этого требуется стратегическое планирование. Кризис сбил ориентиры и уменьшил объем ресурсов, которыми мы планировали располагать, чтобы выполнять концепцию долгосрочного развития «2020». Изменились ресурсы. Прерван их рост. Они пока еще ниже, чем были до кризиса в годовом выражении. Имею в виду рост ВВП, инвестиции в экономику и доходы бюджета. Нам нужно все еще раз проанализировать и поставить перед собой реалистичные цели.
Сейчас у нас действуют 193 стратегических документа и концепции, принятых Правительством или Президентом. Еще 83 находятся в разработке по поручениям и решениям, которые приняты Правительством или Президентом. 30 готовятся к разработке, но они уже сейчас не сбалансированы. Их цели, задачи и ресурсы не сбалансированы. Поэтому, говоря об управлении и перенастройке управления, нужно вернуться с стратегическому планированию и жестко расставить для себя приоритеты. Нужно проанализировать макроэкономические риски, связанные с недостатком капитала и факторами его роста. Выявить причины того, почему у нас в стране мало рентабельных инвестиционных проектов. Нужно проанализировать институциональные условия нашей экономики.
Беру опрос РСПП по деловому климату 2010 года. Он показывает, как меняются предпочтения предпринимателей в части того, что им больше всего мешает. На первом месте стоит неэффективное государственное управление и отсутствие ясных целей развития страны. Раньше данные факторы не были на первых местах. Давайте возьмем любимые отрасли - авиация, судостроение - где у нас монополисты и госкорпорации. У нас еще есть целый ряд таких отраслей и некоторые новые мы включаем. Так, была принята программа развития фармацевтической промышленности с существенным дотированием за счет бюджета.
Сейчас ситуации резко изменилась и компаниям нужно не это, не определение любимых отраслей. 45% респондентов заявили, что в последние годы сталкивались с нарушение их прав со стороны органов власти. А с проблемами со стороны криминалитета – 8%. Т.е. государственный аппарат должен перестроиться, иначе мы не сможем выйти на эффективную модель роста. Бизнес не ждет от нас больших средств и дотаций. Он ждет определенности в нашей работе и четкости выполнения наших функций. В меньшей степени ждет средств, за которыми нужно стоять в очереди.
Наша бюджетная стратегия, которую до кризиса не удалось принять, должна отвечать на многие вопросы. Бюджетные стратегии многих ведущих государств начали создаваться, когда определились глубокие демографические проблемы. Соотношение ресурсов и потребности в ресурсах, доходах или расходах существенно меняются на протяжении десятилетия, тем более двадцатилетия. Мы стоим перед такими же вызовами.
Долговые проблемы существенно видоизменяются. Если страны живут с дефицитом бюджета в 3% и достигают долга в размере 60% ВВП, то должны быть периоды, когда эти долги начинают возвращать. У нас есть представление, что всегда можно жить при 3% дефицита, как живут в развитых странах. Но кто-то должен возвращать эти долги. Для России долговые проблемы имеют более серьезные ограничения в силу названных ранее перепадов в конъюнктуре. Для нас выше госдолга в 30% ВВП нельзя подниматься. А в последней концепции развития МЭРа предлагается инновационный вариант развития, в котором мы подходим через 15 лет к 30% долга. Это спорный момент.
Мы отклонились от соответствия стратегическим целям, когда принимали новый формат пенсионной реформы, повышали пенсии. Да, мы решили благородную задачу. Мы существенно уменьшили бедность среди пенсионеров. У многих из них пенсия стала выше. Но мы не сбалансировали ее необходимыми изменениями реформы самих пенсионных прав. Вы знаете мою позицию. Встал вопрос изменения пенсионного возраста. Со мной не согласны партия власти и некоторые политики. Но даже если не говорить про пенсионный возраст, то могу вам привести такой факт, что сегодня половина всех пенсионных назначений прошлого и этого года - это будут пенсии до пенсионного возраста, т.е. это льготные пенсии по разным категориям граждан.
Сейчас у нас пенсионерами становятся в 40-50 лет, половина всех новых назначений. Это ситуация не похожа ни на одну современную страну. Когда я говорил, что у нас нет ресурсов, чтобы сохранять пенсионную систему, то мне говорили, что они есть. После этого повышаются страховые взносы на бизнес. Значит, ресурсов все-таки нет. Дефицит Пенсионного фонда в бюджете Российской Федерации остается 1 триллион рублей. А на строительство дорог в федеральном бюджете заложено 340 млрд. рублей. Для такой страны как наша строительство дорог в таком объеме - это очень мало. Это говорит о том, что мы не принимаем главные стратегические решения должным образом.
Нам нужно подготовить программу модернизации, которая опиралась бы не на отдельные предприятия и госкорпорации. Нам нужна программа модернизации, которая позволила бы на каждом предприятии создать инвестиционный потенциал обновления. Правильное расходование нефтегазовых ресурсов, сбалансированный бюджет при умеренных ценах, низкая инфляция, которую мы планируем довести до 5%, умеренных внешний долг, эффективно работающие институты развития.
Существенно приблизит модернизацию сокращение роли государства в экономике в результате приватизации и уменьшения монополизма. Мы еще не прошли путь реорганизации наших корпораций. У нас есть одни частные предприятия, которые ближе к Правительству и государству, чем другие частные предприятия. Т.е. пользуются административной поддержкой. Слияния, поглощения, доступ к ресурсам, часто решаются в кабинетах чиновниках. Нужно существенно изменить ситуацию.
Ко мне как вице-премьеру часто обращаются губернаторы с просьбой помочь в строительстве дорог и мостов. Но мы будем смотреть, насколько в регионе мобилизованы собственные ресурсы и проданы ли те активы, которые могут дать средства на строительство инфраструктуры. Мы объявили федеральную программу приватизации и ждем, что такие программы будут созданы в субъектах и муниципалитетах. На прошлой неделе мы продали 10% пакет ВТБ. В понедельник все решения были озвучены. Сделка показала, что в условиях неустойчивости рынка мы получили хорошую рыночную цену.
Думаю, поможет модернизации и наше вступление в ВТО и ОЭСР.
Полагаю, что мы имеем в нефтегазовом комплексе достаточно продуманную систему налогообложения. Она в ближайшее время будет усовершенствована, особенно для новых месторождений. Если мы будем правильно использовать эти средства, то это позволит держать под контролем нашу нефтегазовую зависимость.
Минэкономразвития подготовило прогноз развития страны до 2030 года. Часть его уже обсуждается в прессе. В этом прогнозе есть два сценария - инновационный и консервативный или энергосырьевой. Инновационный предполагает рост цены на нефть от текущей до 90 долларов к 2020 году и сохранение 2% дефицита бюджета. Считаю, что такой прогноз не имеет права на жизнь, т.к. означает еще большую зависимость от нефти и большие риски чем даже до кризиса.
Президент России поставил задачу провести модернизацию Вооруженных Сил на 20 трлн руб, модернизировать оборонную промышленность и повысить денежное довольствие военнослужащих. Это обойдется со следующего года в 1,5% ВВП ранее не имевшихся расходов. Это другое направление, чем увеличение сбалансированности и снижение дефицита. Понимаю, как сложно все эти задачи балансировать. Поэтому нам нельзя скатываться к докризисной модели зависимости.
Президент дал поручение Правительству рассмотреть вопрос, чтобы весь прирост нефтегазового дохода этого года не использовать на расходы, чтобы не увеличить инфляцию не только за счет продовольственных цен, но и за счет монетарных факторов.
В распоряжении субъектов РФ - почти 5 трлн рублей. Бюджеты регионов увеличиваются, несмотря на то, что в кризисный 2009 год они упали на 14% в среднем. Расходы мы смогли удержать за счет поддержки из федерального бюджета. В прошлом году доходы выросли на 17%, а в Сибирском федеральном округе - на 27%. Соответственно, расходы также увеличиваются, но их структура меняется. Уменьшаются инвестиции, увеличивается социальная составляющая. Это серьезный повод для размышления.
Все расходы субъектов РФ по инвестициям с 1,4 трлн в 2008 году сейчас упали до 1 трлн. Наша задача сегодня - поддержать регионы в части стимулирования роста налогового потенциала и инвестиций. Для этого мы уже внедрили несколько элементов в механизмы дотаций субъектов. Сейчас я предложу еще один новый механизм. В тех, что внедрили дотации, рассчитываются уже сейчас по результатам оценки налогов за последние 3 года. Т.е. с 3-х летним опозданием меняются трансферты. Это означает, что если повысил налоги, трансферт тебе не уменьшается. И только затем он может уменьшаться. Если у тебя выросли доходы выше чем в среднем по стране, то мы принимаем средний по стране. Если наступает момент, что трансферт должен быть сокращен, то больше чем на 10% его уменьшить нельзя. Это механизм в среднесрочном периоде должен поддерживать стимул, но его недостаточно.
Поэтому мы предлагаем с 2012 года ввести специальный фонд, пока определить его в 10 млрд. рублей, на премирование 10 регионов, которые будут всего в трех показателях лучше, чем все остальные. Это средний темп роста инвестиций за последние 3 года и инвестиции в расчете на каждого жителя, показатель промышленного производства и показатель прироста налоговых доходов. Такая комплексная формула, состоящая из данных показателей, где эти нюансы в инвестиционном климате дополняют друг друга. Тем самым, надеюсь, создадим стимул для регионов двигаться в этом направлении.
У меня идет полемика с другими министерствами и с нашими инфраструктурными монополиями, или как мы их называем «естественные монополии». Сегодня льготы по имуществу этих монополий составляют 130 млрд рублей, а имущественный налог - это [налог субъектов Российской Федерации. Мне пока не удается переломить настроение и самих монополий и некоторых министерств. Они говорят, что если им придется платить большие налоги, то они и большие тарифы выставят. Но, думаю, мы можем найти золотую середину.
В завершение хочу сказать, что сегодня проезжал мимо большого красивого концертного зала в Красноярске. 4 года назад мы договорились с губернатором, тогда еще с Александром Хлопониным, что совместными усилиями сделаем один из лучших за Уралом концертных комплексов, но только при серьезном софинансировании из бюджета субъекта. Общими усилиями нам это удалось сделать. Он в декабре введен, сегодня красавец стоит. Думаю, на базе таких партнерских отношений мы с субъектами решим много задач. Спасибо!
